Дневник - [37]

2 февраля.

Войска в тяжелом состоянии, Августово, Горчица в немецких руках. Штаб бежит в Минск.

6 февраля.

Сегодня ночью было донесение одного бежавшего казака о разъездах немцев в Нов. Двор, паническое настроение командира и некоторых штабных. Я командирован. Наконец спокойствие, ночь спал спокойно, по-походному, спокойное настроение в Аккерманском полку. Слава Богу не в паническом штаб.

8 февраля.

Меня вытребовал обратно штаб, куда прибыл в 6 вечера. Вести, что 20-й корпус окружен у Богатыря и пробивается по направлению к востоку. 64-я дивизия страшно медлит — приказ получили еще ночью, а днем часов около 4–5 спрашивают Добрынина, что задача не понята. Явно не особенное желание вперед, командир корпуса сидит в штабе и никакого участия. Ночью сведения от казаков о сдаче корпуса, думаю, что неверно, но начальство на этом основании останавливает наступление.

14 февраля.

64-я дивизия опять ничего не делает и ночью не атакует, все препираются, что не знают. Нахлобучка Жданко непосредственно. Завтра в 5 утра атака.

15 февраля.

Доменчаны не взяты, конечно, канонады не было слышно. Начальник дивизии сидит у себя, командир корпуса у себя, их ничто не касается.

16 февраля.

Отход немцев. Наше наступление. Комедия выезда нашего штаба вперед — для начальства. Все управление только проволока, не показывает войскам никакого личного воздействия. Войска командира корпуса не знают и после бегства не уважают. Отъезд Лашкевича из Августова, я обвинил его в трусости, он спросил только: «Это Ваше личное мнение?» Солдаты грабят, есть свидетели, а Гернгросс бездействует.

18 февраля.

В первый раз читал распоряжения по 6-й и 8-й ар. Кошмарная бессмыслица: «во что бы то ни стало», «с полным напряжением сил, энергично, решительно, безотлагательно». И чем больше слов, тем меньше дела. Приказания не слушают, слова потеряли силу. Бегство роты.

22 февраля.

В 12 час. прибыл в Красностокский монастырь. Связи нет, страшное расстояние до штаба корпуса, нехватка провода, скандал. Из обеих дивизий спрашивают, отчего наш штаб так далеко? Связь установилась только в 23 с половиною ночи. Если бы удар немцев — была бы катастрофа. Но в чем же главные заботы Гернгросса, его интересы: — почта, обеды и отпуск.

23 февраля.

Наблюдал шедший Аккерманский полк: вид апатичный, понурый, общие жалобы на усталость, нервы развинчены. Части действительно не укомплектованы, полки — это батальоны, люди устали и энергии у них нет, их боевая работа была долгая и без отдыха и затрудняюсь обвинять их за отсутствие порыва тем более, что со стороны генералитета никакого примера. Но факт на лицо — задач не сделали, потому что не хотели; все выжидали — авось противник уйдет, не было желанья отрезать, охватить. При таком положении трудно чего нибудь добиться.

Штаб в Минске — его продолжают спрашивать, почему так далеко. Перестрелка на фронте не слишком сильна. Действительно артиллерийский огонь с обеих сторон очень редкий и кажется безрезультатный. В итоге это стояние и больше крови стоит и больше утомляет — двое суток люди не знают отдыха под крышей, морозы крепкие, градусов до 10–12 ночью. Резервы еще ничего, повырыли себе землянок в виде крысиных нор. Кстати об укреплениях — все время доносили о силе укреплений Минска, — все оказалось вздором — редкие и паршивенькие окопчики и вот так всегда врут, врут и врут…

24 февраля, Минск.

Наши части не движутся никак — нынче все на месте. Говорил с Гернгроссом о пушках, ответил, что он отлично это знает, сам применял, но для этого нужны решительные начальники, способные решиться на такие меры(!). Возразить ему, что если начальники дивизии не решатся — так можно им приказать — ответил мне, что они не послушаются. Если они категорических приказаний о движении вперед не исполняют, то неужели же решатся на выдвижение пушек. Я указал, что, можно приказать и проверить посылкой доверенных лиц. Однако решительный начальник решительно отказался от какого-либо воздействия. Будем значит по прежнему стоять, пока немцам не заблагорассудится уйти или нанести новый удар.

4 марта.

Сейчас у нас плохие условия расквартирования. Милое начальство не посмотрело. Даже не объехали войск и не поблагодарили за службу!!.. Зато приехали жены…

8 марта.

Штаб в Сопоцкино. Скоро полночь, а приказа нет. Добрынин возмущается и негодует, что войскам неудобно. Белыми нитками шьет, хорошо он известен, удобства войск и их жизнь для него прошлогодний снег, много раз доказывал. Его сейчас волнует собственный покой, сон с 11-ти и до 11-ти пропадает — вот и негодование. Пальцем не пошевельнет для войск — прежде и выше всего покой, безопасность, письма своевременные, а выигрыш и проигрыш войны — не все ли равно, сколько раз это обрисовывалось.

9 марта.

Копцево. Гернгросс и Добрынин сильно негодуют, что армия подтянула наш штаб, указав место стоянки — пожалуй поняли.

2 час. дня. Великое торжество: Перемышль пал.

Помещение в Копцево мало — многое сожжено, этапа нет — пополнения блуждают не кормленные. Их вид на поход: приклады кверху, гуськом, группами и, несмотря на шоссе, строя никакого, а люди молодцы, были бы хорошие солдаты.