Дневник добровольца. Хроника гражданской войны. 1918–1921 - [9]
31.08.1918. Почти весь день я провел за едой разных вкусных вещей. Когда Андрей слабым голосом спрашивает меня, что я делаю, я отвечаю, что я ем, и смеюсь в это время. Я вообще не отличаюсь особым чревоугодием, но иногда все-таки очень приятно достаточно много и вкусно поесть. Это доставляет даже некоторое удовольствие. В общем, здесь хорошо: и ешь сытно, и большевики не схватят тебя голыми руками. Меня беспокоит положение наших, если немцы уйдут из Могилева, а также и то, как живут сейчас в Москве Оля и Генрих; я каждый день думаю об этом и сильно тревожусь за них.
Здесь в станице живут казаки и «иногородние», как их тут называют. Казаки теперь неважно относятся к иногородним, обвиняют их во всем и говорят, что выселят всех их отсюда. Наш хозяин иногородний, и поэтому естественно, что вопрос о дальнейшей судьбе его волнует.
Наши части продвинулись сегодня за Гулькевичи и продолжают наступать. Андрей всё еще продолжает болеть.
1.09.1918. Спать ложимся мы здесь очень рано, часов около 8. Спим, как я уже говорил, на полу. Хозяйка дала нам одеяло, мы его разостлали, положили поверх шинели, а накрываемся своими одеялами. Андрей по утрам обыкновенно жалуется, что ему твердо и у него болят бока. Я этого не замечаю. Днем я опять много ел всякой всячины и выругал Андрея за то, что он забыл взять у младшего Степанова холерные капли. При таком количестве разных фруктов они могут очень даже пригодиться. Вечером хозяйка предложила нам полную миску сырников с маслом и сметаной. В этот день мы поужинали особенно плотно.
За вечерним чаем разговорились с Андреем относительно любви к женщинам. Говорили серьезно, без примеси пошлости и цинизма. Под конец нашего разговора он сказал мне: «Судя по твоим словам, я могу назвать тебе твой идеал женщины – это человек в высшей степени интеллигентный, чуткий, с хорошими стремлениями и вполне резвившийся, т. е. не девчонка, а уже женщина в полном смысле этого слова». Я бы со своей стороны мог еще кое-что добавить к этому определению, но, пожалуй, лучше будет, если я больше ничего не скажу. Конечно, женщина в жизни каждого из нас имеет первенствующее значение, но из этого совсем не следует того, чтобы говорить много об отношении к ней. По-моему, чем меньше говоришь, разбираешь и критикуешь с другими свое отношение к женщине, тем непосредственнее, чище и искреннее останется оно – это весьма важно. Со всякими хорошими чувствами нужно бережно обращаться: и отнюдь не следует выставлять их напоказ для того, чтобы другой, не понимающий или не знающий их, не мог бы лишними и неуместными словами задеть или оскорбить их.
2.09.1918. Сегодня хозяйка совсем закормила нас. Сверх всего обычного испекла сдобную булку, пирог с яйцом и сладкий пирог с черносливом. Одним словом, едим так, как в мирное время.
Днем здесь очень жарко и душно. На улицах несколько спасает от жары тень акаций, которых тут много на каждом дворе. Акации тут растут не кустами, как у нас, а деревьями. Днем во всех домах закрыты ставни и окна; таким путем жители защищают свои дома и от излишней температуры, и от мух, которых здесь особенно много. В станице очень много пыли, причем, будучи поднятой, она особенно долго по вечерам держится в воздухе. Вечера здесь довольно сырые, и темнота наступает рано, вскоре после 6 часов. Стрельбы уже совсем не слышно, фронт отодвинулся довольно далеко от станицы. Мирные жители приободрились и вздохнули свободнее. Вечером по улице ходили девушки и распевали местные песни. За чаем сидели с Андреем и вспоминали своих.
3.09.1918. Из-за жары почти весь день лежу и хожу по двору без верхней рубашки. Днем захотелось мне почитать и просмотреть что-либо из математики и я пожалел о том, что не взял с собой «Элементы дифференциального и интегрального исчислений» Гренвиля – книга, с которой я с момента призыва на военную службу не расставался. Газеты сюда почти не попадают, и мы знаем только о том, что делается на нашем участке фронта, и то не достаточно подробно. Вечером заходили к нам поболтать офицеры нашей батареи – подпоручик Никольский21 и прапорщик Лепарский22, посидели часов до 9 вечера и разошлись спать. По вечерам тут больше делать совершенно нечего.
4.09.1918. Андрей сегодня почувствовал себя много лучше, хотя жалуется еще на довольно большую слабость; уже ровно неделя, как он хворает. Почти весь день сидели и лежали на дворе без верхней рубахи. Наблюдал за тем, как на нашем и на соседнем дворе молотили цепами подсолнечники и стручковую фасоль. Подсолнечников сеют здесь много: из семечек делают подсолнечное масло. Разговорился с хозяевами относительно обуви. Летом здесь ходят босиком или одевают на босую ногу нечто вроде кожаных галош; лаптей здесь не носят. Зимой одевают и шерстяные чулки, и сапоги, и галоши. Зима здесь не суровая; ночью бывает мороз, а очень часто, как выглянет солнце, снег тает, и на улице стоит сплошная грязь.
Вечером зашли за нами целой компанией офицеры, и мы пошли погулять по станице при луне. Рассказывали разные анекдоты и, главным образом, сальные и пошлые. Мне такое развлечение не особенно нравится, потому что среди этих анекдотов довольно мало остроумных и пикантных, и наоборот большинство из них грубые. По пути остановились около дома командира взвода, там сидела другая компания, и теперь мы все вместе попробовали пропеть несколько песен. Затем попрыгали в чехарду и около 10 часов разошлись все по домам. В этот день мы впервые за последние недели раздобыли газету «Вечернее Время», но ничего особенно интересного в ней не оказалось. Говорят, что здесь вместе с большевиками работает Маруся Никифорова. Но насколько это верно, не могу сказать.
В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.
Эта книга — о механизированном корпусе, начавшем боевые действия против гитлеровцев на Калининском фронте в 1942 году и завершившем свой ратный путь в Берлине. Повесть состоит из пяти частей, по существу — самостоятельных произведений, связанных сквозными героями, среди которых командир корпуса генерал Шубников, командир танковой роты Мальцев, разведчик старшина Батьянов, корреспондент корпусной газеты Боев, политработник Кузьмин. Для массового читателя.
Книга документальна. В нее вошли повесть об уникальном подполье в годы войны на Брянщине «У самого логова», цикл новелл о героях незримого фронта под общим названием «Их имена хранила тайна», а также серия рассказов «Без страха и упрека» — о людях подвига и чести — наших современниках.
НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка. Продолжение супербестселлера «Я дрался на Т-34», разошедшегося рекордными тиражами. НОВЫЕ воспоминания танкистов Великой Отечественной. Что в первую очередь вспоминали ветераны Вермахта, говоря об ужасах Восточного фронта? Армады советских танков. Кто вынес на своих плечах основную тяжесть войны, заплатил за Победу самую высокую цену и умирал самой страшной смертью? По признанию фронтовиков: «К танкистам особое отношение – гибли они страшно. Если танк подбивали, а подбивали их часто, это была верная смерть: одному-двум, может, еще и удавалось выбраться, остальные сгорали заживо».
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Роман Робера Мерля «Уик-энд на берегу океана», удостоенный Гонкуровской премии, построен на автобиографическом материале и описывает превратности солдатской жизни. Эта книга — рассказ о трагических днях Дюнкерка, небольшого приморского городка на севере Франции, в жизнь которого так безжалостно ворвалась война. И оказалось, что для большинства французских солдат больше нет ни прошлого, ни будущего, ни надежд, а есть только страх, разрушение и хаос, в котором даже миг смерти становится неразличим.