Дневник Дельфины - [6]
В конце концов, мы вылили краску в стоявшее рядом пустое ведро. Бернадетта руководила операцией, она следила, чтобы ключ не вывалился вместе с краской. Наконец мы его добыли, он был весь в белилах и пришлось оттирать его тряпкой.
Мы с Бернадеттой были главными в этой экспедиции, все остальные шли за нами, подгоняли нас. Открыли дверь. В темноте взобрались еще на несколько ступенек и оказались на крыше. Все стали кричать от восторга. Это было так прекрасно, так фантастично, можно было подумать, что мы штурмуем ночь. Внизу вокруг нас был город с его огнями, наверху — небо, ветер, облака. Мы танцевали, бегали, играли в «убийцу» и уходили все дальше и дальше по лабиринтам крыши. Мы забыли о времени, забыли обо всем.
Только мы с Бернадеттой подыскали для себя подходящее укрытие, как услышали вдалеке голос: «На сцену!» — и что тут началось! Все засуетились, все побежали…
На сцену!
Господи, я думала, что упаду в обморок! Господи!
Что мы наделали, а вдруг мы пропустим момент, когда поднимается занавес? Ах! Мне больше совсем не хотелось веселиться. Мы с Бернадеттой тоже побежали. Мы оказались последними. Другие уже исчезли. Но когда мы подбежали к двери, она оказалась закрытой. Запертой. Мы не могли в это поверить. Мы кричали, стучали в дверь. Ничего. Мы — пленницы крыши, а там, внизу, вот-вот начнется дефиле…
Стали искать выход. Мы бегали по крыше, как сумасшедшие. Все двери были надежно заперты. В конце концов, мы добрались до купола Ротонды. Здесь все было знакомо, но это не мешало нам бояться. Снаружи круглые окна казались мордами чудовищ. Мы зря старались, лезли к ним, — окна тоже оказались запертыми. Тогда Бернадетта решила разбить стекло, ударила по нему ногой, пошатнулась, потеряла равновесие и упала. Она покатилась по крыше, я была в ужасе: мне казалось, сейчас она рухнет в пропасть! К счастью, ее задержал какой-то карниз и не дал катиться дальше. Но Бернадетта лежала неподвижно, и я поскорее побежала за помощью.
Дорога вниз, к сцене, показалась мне бесконечной. На бегу я слышала марш, который сопровождал дефиле и передавался динамиками на весь театр. Я так задыхалась, что не могла говорить, но немного успокоилась, когда увидела людей: рабочих сцены, администраторов. Они окружили меня, стали расспрашивать. На сцене в это время шло дефиле и проходили танцовщицы в своих красивых парадных пачках. А я стояла за кулисами, плакала, и Дюмонтье тряс меня, чтобы заставить говорить. Наконец мне удалось перевести дыхание и выговорить:
— Скорее!.. Скорее!.. Бернадетта!
Дюдю стал еще сильнее трясти меня:
— Да объясни же толком!
Я только и успела ему сказать, что мы оказались запертыми на крыше, что Бернадетта упала и что она не может больше двигаться.
Дюмонтье обезумел. Он сейчас же поднял по тревоге службу безопасности, врача, схватил меня за руку и велел немедленно отвести его на место происшествия. За нами бежали пожарники, и очень скоро к нам присоединился врач.
Я больше не могу спать. Бернадетту увезли в больницу. Я видела «скорую помощь» во дворе Оперы, когда, ни жива ни мертва шла к машине месье Обри. Все кружилось у меня в голове, я не могла собраться с мыслями. Все время слышу голос Дюмонтье, который говорил мне ужасные вещи:
— О твоей подружке мы сейчас говорить не будем, но лично для тебя все только начинается. Прекрасный день ты выбрала, чтобы наделать глупостей! Если тебе дали роль, это вовсе не значит, что теперь тебе все позволено!..
О, это ведь не потому, клянусь! Я знаю, что вовсе мне не все позволено! Я отлично понимаю, что не послушалась старших, что мы все не послушались. Но мы просто хотели поиграть, мы не хотели делать ничего плохого!
У меня была только одна мысль: не хочу, чтобы мама узнала правду. Я бы умерла от стыда!
Когда Фредерик увидел меня, он вздохнул с облегчением. И пока он устраивал свою виолончель в машине, а потом сам усаживался за руль, он все время говорил:
— У тебя все нормально! Подумай, как я волновался! Говорили, что с кем-то из девочек произошел несчастный случай. В чем дело?
Я прошептала:
— Это ужасно!
— К счастью, это произошло не с тобой. Представляешь, если бы мне пришлось, вернувшись домой, сообщить подобную новость твоей маме! Кажется, несчастье случилось на крыше?
Месье Обри включил мотор и стал выезжать со стоянки, потом мы обогнули здание Оперы и выехали на проспект. Фредерик говорил не умолкая.
— На крыше! Да что она там делала, на крыше? Туда мудрено попасть, к тому же, это и запрещено. А когда что-то запрещают, на это есть причины. Видишь, Дельфина, непослушание всегда бывает наказано. Ты должна извлечь из этого урок, а поскольку твоя мама так в тебя верит, ты никогда не должна предавать ее. Говорят, малышка в тяжелом состоянии…
От его слов мне стало еще страшнее.
— Она может умереть?
— Нет, конечно, нет. От такого не умирают. Ну, а главное — то, что ты-то здесь, ты — хорошая девочка, самая милая в мире, вылитая мама!
Я заплакала. Фредерик увидел это и стал меня успокаивать.
— Не бойся! Все уже позади. Она выкарабкается. Не нужно так переживать. Ну, улыбнись! Улыбнись! Сегодня такой большой день для тебя… А? Балериночка?
