Дневник безумного старика - [28]

Я был очень зол: в мои годы так глупо расплакаться! Как бы я ни был слезлив, я никогда не ревел по таким пустякам. Не признак ли это скорой смерти?

21 октября.

Явилась Сасаки с интересными для меня новостями. В своё время она работала в больнице PQ; вчера днём, отпросившись на час, она поехала на Синагава к зубному врачу и там в приёмной встретилась с профессором Фукусима, ортопедом из больницы PQ. Дожидаясь своей очереди, она разговаривала с ним минут двадцать. Профессор спросил, чем она сейчас занимается, она ответила, что в таком-то доме служит сиделкой, после чего разговор перешёл на боль в моей руке.

— Неужели нет никакого надёжного лечения? — спросила Сасаки. — Он старый человек, такое мучительное средство, как лежание на вытяжке, ему не подходит.

— Такое средство есть, — ответил на это профессор. — Оно связано с риском, очень трудно и требует уменья. Обычным врачам оно недоступно, и они даже не пытаются его применить. Но я это делать могу. Я вашего больного непременно вылечу. Думаю, что болезнь его называется плечелопаточный синдром. Если в патологический процесс вовлечён шестой шейный позвонок, надо сделать уколы ксилокаина в боковую поверхность шеи, чтобы изолировать симпатические нервы. Это сразу снимает боль в руке. Но так как шейные нервы проходят сзади шейной артерии, вся трудность в том, чтобы иглой не повредить магистральные сосуды шеи, вводя её в шейное нервное сплетение. Если задеть артерию, произойдёт катастрофа. Но дело не только в артерии, в шее бесчисленное количество капилляров, и если нечаянно ввести в какой-нибудь капилляр ксилокаинили хотя бы пузырёк воздуха, больной сразу же начнёт задыхаться. Обычно врачи этим способом не пользуются. Но я иду на этот риск и уже испробовал этот метод на многих пациентах. Всё проходило успешно, неудачи не было ни разу, я уверен, что и на этот раз всё обойдётся прекрасно.

— И сколько это потребует времени? — спросила Сасаки.

— Всего лишь один день, вся операция длится одну-две минуты. Правда, до этого нужно сделать рентген, но и на это уходит минут двадцать-тридцать. Если нерв изолировать, то — в случае успеха — боль сразу же прекращается, и через полдня пациент в прекрасном настроении возвращается домой.

Рассказав мне всё это, Сасаки сказала:

— Может быть, вам попробовать?

— На этого Фукусима можно положиться?

— Безусловно. Он работает в больнице PQ, в ортопедическом отделении, в его компетенции сомневаться не приходится. Он получил образование в Токийском университете, и я его знаю уже много лет.

— Если всё пройдёт хорошо… А если неудача, что тогда?

— Он так уверенно говорил, что тут сомневаться нельзя, но, может быть, вам лучше самому пойти к нему и подробно расспросить.

— Если бы это получилось, ничего другого и желать нельзя.

Не откладывая, я спросил господина Сугита, что он думает об этом. Он был очень сдержан и сомневался в исходе.

— Неужели кто-то может делать такие тонкие вещи! Если получится, это будет просто чудо!

22 октября.

Сасаки пошла в больницу PQ, чтобы встретиться с профессором и подробно его расспросить. Он дал ей множество профессиональных объяснений, но я всех деталей не понял.

— Как я вчера говорила, профессор уже вылечил несколько десятков больных, лечение всегда было успешным, оно не так сложно, чтобы говорить о чуде, среди его больных не было ни одного, который бы особенно тревожился или страшился, все они с лёгким сердцем давали делать себе укол. Облегчение наступало сразу же, и они в восторге возвращались домой. Профессор сказал: «Если ваш пациент беспокоится, на всякий случай можно пригласить анестезиолога, можно приготовить кислородную подушку. Если в случае ошибки лекарство или пузырёк воздуха попадут в кровеносный сосуд, мы немедленно вставим в трахею трубочку, через которую будет подаваться кислород. Обычно мы ничего подобного не делаем, никакой необходимости в этом никогда не было, но если ваш пациент согласится на операцию, мы примем подобные меры предосторожности, и волноваться будет не о чем». Что вы собираетесь делать? Профессор ни в коем случае не стал бы рекомендовать свой метод без достаточных оснований. Но он сказал, если у вас душа к этому не лежит, лучше не пытаться. У вас есть время всё хорошенько обдумать.

Я всё ещё находился под впечатлением ночной сцены, которая произошла недавно, когда, застигнутый врасплох, я разразился рыданиями. Сейчас это представилось мне дурным предзнаменованием: слёзы были вестниками близкой смерти. Я кажусь безрассудным, но в действительности я трусоват и очень осторожен, и я сам удивляюсь, что вознамерился по совету Сасаки подвергнуться такому опасному лечению. Или мне на роду написано скончаться, задохнувшись от укола?

Но разве мне не всё равно, когда умереть? Разве я уже давно не готов к смерти? Когда летом в больнице Тораномон мне сказали, что у меня подозревают рак позвоночника, жена и Сасаки, сопровождавшие меня, побледнели, а я остался настолько спокойным, что сам удивился. Я вздохнул с облегчением: вот и кончится моя жизнь. Почему же сейчас не попытать счастья? В худшем случае, о чём мне сожалеть? Боль в руке так терзает меня днём и ночью, что даже вид Сацуко не доставляет мне никакого удовольствия. Она относится ко мне, как к больному, а не как к своему возлюбленному. Для чего же жить в таких обстоятельствах? Вверяя свою участь провидению, я жаждал жизни только ради Сацуко — в противном случае существование теряет всякий смысл.