Дневник 2006–2011 - [46]

13 сентября

Возвращался домой на велосипеде, свернул в какой-то переулок, думал срезать дорогу, проехал три дома и оказался у закрытых ворот кладбища, поехал назад, проехал еще три дома в другую сторону и оказался у себя. Кладбище всегда ближе, чем ты предполагаешь.

16 сентября

Всю неделю сижу допоздна на работе у монитора, потом ночью еду домой на велосипеде. У меня бессонница, я думаю, что если поеду на велосипеде, то устану и захочу спать, когда приеду домой. У нас на улице уже несколько ночей подряд снимают какой-то фильм; стоят и светят прожекторы, по всей улице протянуты толстые провода, при этом очень тихо. Дом, в котором снимают, — двухэтажный деревянный барак, днем видно, как с фасада слезает краска, но ночью ничего такого не видно.

Негры — это так страшно! Они будто бы растворяются в темноте. Потом могут неожиданно возникнуть перед тобой, сверкая глазами. Не знаю, как Наталья Николаевна жила половой жизнью с Александром Сергеевичем — мне кажется, что ебаться с негром — это ужасно, как будто тебя ебет тьма. Я боюсь, что ночью кто-нибудь подойдет к моей стеклянной двери и будет смотреть на меня из темноты, лисы приходят иногда.

18 сентября

Ходил сегодня наМалера. Странная музыка, словно сон во сне, мелодии как двери в пустоту, мотивы пытаются зацепиться друг за друга, но не могут, между ними нет никакой связи, как нету на самом деле никакой связи между сном и реальностью. В оркестре я хотел бы бить в тарелки. Они большие и блестящие, в них бьют в самый ответственный момент, все остальное время можно сидеть на стуле, главное не заснуть.

24 сентября

Ездили на Рейнский водопад, и потом мне всю ночь снилось, будто я в него падаю, проснулся в ужасе. Поскользнуться и упасть в водопад где-нибудь в Лаутербруннене — это прекрасная смерть, а расшибиться о камни на Рейнском водопаде, на глазах у тысячи туристов, было бы очень унизительно.

Октябрь

2 октября

Ездили вчера в Винтертур на выставку фотографий про темные стороны человеческого бытия. Фотографии разбили по темам и повесили в разных комнатах. Фотографии, на которых все темно и ничего не разобрать, повесили в синей комнате. Фотографии с мускулистыми мужчинами — в желтой. Эротику в повседневности — в фиолетовой комнате. Японских фотографов и Михайлова — в самых дальних углах, чтобы не шокировать публику. На каждого Мана Рэя, увы, обязательно найдется какая-нибудь Маргарита Шмидт-Тифенкеле, передовая фотохудожница из Франкфурта-на-Майне или Берлина, которая засунет себе в пизду огурец, сфотографирует это дело крупным планом или на поляроид, распечатает размером метр на два, а лучше три на четыре и назовет это «Без названия (Судьба женщины‑5)». На выставке я все время думал о том, что у меня не было секса с весны.

10 октября

Видел мертвого человека в серых брюках, он лежал сбоку от входа в банк, под банкоматом. Я поставил утром у банка велосипед и пошел в магазин, а когда вернулся, не мог подойти и забрать велосипед, потому что там лежал мертвец и вокруг него ходили врачи, у банка стояла скорая помощь, я сел на скамейку на автобусной остановке и смотрел, как его забирают. Люди проходят мимо него, заходят в банк, выходят из банка, а к банкомату подойти нельзя.

16 октября

О… живет в доме переводчиков под Цюрихом, поехал к ней в гости. А там — датская переводчица Ульрика и ее подруга — финская переводчица Олли. О… рассказала: она вчера вечером спускается к общему компьютеру в библиотеке и видит такую картину: в полной темноте сидят Олли и Ульрика, смотрят в монитор и тихо переговариваются на шведском, а на мониторе две бабы ебут друг друга кабачком.

17 октября

Когда был в деревне, видел, как голубоглазый русый крестьянин в долине вечером гонит коров в хлев, он шлепал их по крупу, и звучные шлепки были хорошо слышны на холме, где я сидел; вот он сейчас шлепает корову, думал я, а через час будет ебать свою жену или невесту и тоже шлепать ее по попе, как корову, и наверняка с таким же звуком, ведь недаром в простонародье женщин зовут телками. В деревне ужасно: темно, даже если на небе луна и звезды, и в девять часов вечера все уже спят.

18 октября

Пошли сегодня в сельский ресторан, а там на парковке у ресторана — бронемашины и палатки, огороженные колючей проволокой, армейские учения. Сначала солдаты стояли на сельском аэродроме, и один из них держал огромный белый надувной шар, к которому был привязан швейцарский флаг. Потом, когда солнце зашло и на долины опустился туман, солдаты выпустили шар, он полетел в небо, и все (не только солдаты, но и те, кто был в ресторане) задрали головы и стали смотреть, как шар полетел в небо.

Был в гостях у знакомой, мы ели и пили, а потом я стал ходить по комнатам и увидел в одной из комнат маленький эркер, и там стоял пульт, на котором лежала какая-то старая книга с бурыми страницами, а на ней — человеческий череп.

19 октября

Ночью гулял по городу и у витрины магазина женского белья подумал: если я сейчас встану перед витринами и буду дрочить, как быстро меня арестуют?

20 октября

Иногда я прохожу мимо офиса Аэрофлота, и тогда я думаю: какое же счастье, что все авиакомпании мира перешли на электронные билеты и не нужно больше общаться с аэрофлотовскими работницами. Они все одинаковые: ужасные, накрашенные вульгарные бабы в синих пиджаках. Они наверняка, все до одной, имеют офицерские звания и вторую зарплату, еще совершенно не понятно, как они работают, офис все время закрыт, а главная их задача — одурачить пассажиров. Я помню, когда учился в Германии, всегда покупал билеты с открытой датой, и каждый раз, когда я приезжал в аэропорт, чтобы проставить дату вылета, длинноногая аэрофлотовская работница Маша, звезда кельнского аэропорта, от которой всегда противно пахло дешевыми духами и на лице которой было написано, что для того, чтобы работать в ФРГ, она лежала подо всеми своими начальниками, аэрофлотовскими и с Лубянки, а заодно и с половиной сотрудников аэропорта, сообщала мне, что именно на тот день, когда я хочу лететь, свободных мест больше нет, и мне каждый раз приходилось ехать в Дюссельдорф, и там выяснялось, что мест в самолете, на котором я хотел бы улететь, полно. Я только в позапрошлом году понял, что Маша хотела, чтобы я давал ей денег, а я этого совсем не понимал. Но ведь со сколькими это у нее проходило! Вечером я опять ездил в деревню, и шел по шоссе, и смотрел на небо, там заходил на посадку самолет, мигая огнями, и я опять вспомнил про Машу и подумал, ну что мне эта Маша из Аэрофлота, она умрет и ее похоронят, и триллионы людей уже умерли, а звезды горят в миллиарды раз дольше, чем живет человек, но и они однажды погаснут.