Дневник (1887-1910) - [8]

У Ренара есть великолепное выступление против либералов и за социализм, обращенное к людям искусства. Перефразируя знаменитый, бичующий мракобесие церкви, призыв Вольтера "Раздавите гадину!", Ренар восклицает: "Поэты, все к урнам! Раздавите все, что уродливо!" - и разъясняет, что именно он, Ренар, считает уродливым и в чем видит красоту. "Я ненавижу умеренный либерализм, как жанр, который я считаю лишенным всякой красоты. Будущее за социализмом, потому что социализм обращен ко всему идеальному".

Приводя эти слова, критик Поль Судэ объясняет сочувствие Ренара "наиболее крайней партии" "прирожденной склонностью к ярким краскам"... Вывод критика: "Ренар и в политике и в литературе был импрессионистом".

Сам Ренар писал депутату Вадезу: "Я не представляю себе реально возможной обособленную жизнь художника. Он может уйти от людей, но не от человечества. То будущее, которым поглощены наши мысли (именно наши), единственно достойно нашего волнения, нашей страсти".

"Все люди, которыми я восторгаюсь, обращаясь к прошлому, были социалистами. Можно ли представить себе гениального человека равнодушным к всеобщему неустройству? Со стороны могло казаться, что они приспособлялись к своему времени, потому что нужно было жить. Но как часто, читая их, чувствуешь, как их "сердце разрывалось", говоря прекрасными словами Гюго".

"Социалистом был Монтень, социалистами были они все - Лафонтен, Лабрюйер, и Мольер, и Бюффон (да, Бюффон!). Виктор Гюго умер социалистом".

Идея социализма должна придать новое качество искусству, или, как выражается Ренар, "новую правду".

"Да, я сказал - новую правду. Не будь у меня моей способности видеть, эта правда осталась бы мертвой, ибо наблюдение есть всегда изобретение". Очень ясная формула реалистической основы новаторства.

На взгляд Ренара, новаторские искания требовали прежде всего восстановления полноценных связей с классиками, у которых сочетается "изобретение", новизна - и совершенство. Отвечая нигилистам, которые, якобы во имя нового, отрицали пример, даваемый классиками, "поправляли" классиков, Ренар записывает:

"Менять что-либо в стиле Мольера, Лабрюйера? - Дураков нет!"

Если проблема новаторства и совершенства драматизировалась Ренаром и он видел в ней источник сложных противоречий - то это как раз и было отражением трудностей борьбы за "новую правду", за реализм, в условиях того времени.

Теперь постараемся понять, почему Ренар среди классиков выделял как самого близкого ему художника - Лабрюйера и каким образом "лабрюйерство" Ренара связывалось с его творческими исканиями. Запись в "Дневнике": "...быть современным Лабрюйером - вот что нужно" - заставляет нас особенно пристально вглядеться в образ Лабрюйера-социалиста, каким его видел Ренар.

Выступая в "конце века" - XVII века, - Лабрюйер увидел феодальное общество как нечто созревшее, обнаружившее свои главные черты до конца. В сущности, это и придавало знаменитой книге Лабрюйера "Характеры, или Нравы нынешнего века" глубину и размах итога. Вместе с тем, хотя в первых же строках книги Лабрюйер заявляет: "все уже сказано", - он не только подводит итог, так сказать, отливает его в бронзе, но и смотрит в будущее, и даже из будущего.

"Если мир существует всего лишь сто миллионов лет, - пишет Лабрюйер, он еще юношески свеж, он только едва начинается: мы же стоим бок о бок с первыми людьми и патриархами; и трудно не смешать нас с ними в столь отдаленных веках. Но если судить о будущем по прошлому, то сколько нового нам остается неведомым в искусствах, в природе и, осмелюсь сказать, в истории. Какие только открытия не будут сделаны! Какие только самые различные революции не произойдут на всей земле, в государствах, в империях!"

То, что могло казаться современникам Лабрюйера пессимизмом, - его убеждение в близости цивилизованных французов к первобытным людям, - в парадоксальной форме утверждало смелую веру в прогресс. Да, говорит он, мои современники недалеко ушли от варваров, но еще дальше они от будущего с его открытиями и революциями.

Будущее, давал он понять, переставит вельмож куда-то ближе к варварам, а нынешних рабов - ближе к будущим свободным гражданам мира.

Старания Лабрюйера, как художника, были направлены на то, чтобы читатель увидел новыми глазами уже примелькавшиеся картины гнета.

"Я каждый раз, как нечто новое для меня, наблюдаю, с какой жестокостью одни люди обращаются с другими. Можно видеть (крестьян и пахарей) свирепых животных, самцов и самок по всей деревне; черные, обескровленные, сожженные солнцем, прикрепленные к земле, они роют и переворачивают ее с неодолимым упорством... Они избавляют других людей от тягот сеяния, вспашки и сбора плодов для поддержания жизни и потому вправе не нуждаться в хлебе, который они посеяли".

Слова о "свирепых животных" (betes farouches) были взяты на вооружение всей передовой французской культурой: от Дидро до художника-крестьянина Милле, автора знаменитых "Сборщиц колосьев". Дидро, представляя себе путешествие Петра I во Францию, пишет, что от взоров Петра не укроется страшная участь "betes farouches".