Дневник. 1873–1882. Том 2 - [68]

20 августа. Понедельник. Вчера, в воскресенье, государь был в Лазенках у обедни и на церковном параде от гвардейских улан и гусар; затем в Бельведере завтрак и мой доклад; большой обед в Лазенках; наконец, вечером спектакль в Померанчарне, куда, однако ж, я не поехал.

Сегодня утром учение всей кавалерии на Макатовском поле [весьма удачное], потом завтрак в Бельведере; после того имел я доклад вместе с Гирсом, сделал визит здешнему архиерею Леонтию, обедал в Бельведере; вечером предстоит бал в замке у графа Коцебу.

Между тем произошла неожиданная перемена в планах государя: в ответ на привезенное фельдмаршалом Мантейфелем письмо императора Вильгельма государь предложил по телеграфу своему дядюшке свидание на границе, в Александрове. Ответ получил только вчера вечером: германский император с удовольствием принимает предложение и в среду оба императора съедутся и объяснятся лично по поводу возникшей размолвки.

Государь передавал нам (мне и Гирсу) свои разговоры с Мантейфелем, который всегда считался[54] другом России. Он не особенно сочувствует германскому канцлеру и его политике и употребит возможное влияние свое на то, чтобы устранить поводы к охлаждению между двумя родственными императорами. Опасаюсь, что все эти медоточивые речи останутся только речами. Личные объяснения и уверения во взаимной дружбе между монархами не изменят ни на волос планов [упрямого и настойчивого] Железного канцлера.

С Кавказа получено печальное известие о внезапной смерти генерала Лазарева: он умер в Чате, от карбункула. Старшим в отряде остается пока генерал Ломакин; но великий князь кавказский главнокомандующий намерен заменить Лазарева генералом Тергукасовым. Кто бы ни был назначен, перемена главного начальника отряда среди исполнения трудного предприятия против ахалтекинцев не может не произвести некоторого, хотя бы временного, расстройства в ходе экспедиции.

21 августа. Вторник. Вчерашний день закончился балом в замке. Я оставался недолго в удушливой атмосфере битком набитых зал и ранее полуночи уехал домой.

Сегодня утром происходил двухсторонний маневр на Повонзском и Белянском полях. Государь выразил войскам свое удовольствие, назначил начальника окружного штаба князя Шаховского генерал-адъютантом. К обеду в Лазенках были приглашены все военные начальники и иностранные офицеры, с которыми государь и простился. Вечером опять спектакль, и опять я остался дома.

23 августа. Четверг. Вчера мы выехали из Варшавы в 8 часов утра и в первом часу пополудни прибыли на пограничную станцию Александрово, где всё уже было приготовлено к приему германского императора. Ему назначили помещение на самой станции; нашему же государю – в соседнем доме таможенного ведомства. Я остался в вагоне, так же как и бóльшая часть государевой свиты.

Около двух часов прибыл поезд императора Вильгельма. На платформе была выстроена привезенная сюда накануне из Варшавы рота С. – Петербургского гренадерского короля Фридриха-Вильгельма III полка. После обычных приветствий и представлений оба императора удалились в покои, приготовленные для высокого гостя, и оставались там с глазу на глаз около часа. Когда же наш государь возвратился к себе, император Вильгельм пошел отдать ему визит; а в 5 часов все собрались к обеду, приготовленному в помещении германского императора. После обеда император Вильгельм обошел всех присутствовавших; подошел и ко мне, очень любезно беседовал несколько минут; затем мы разошлись, а императоры опять остались вдвоем.

С императором Вильгельмом прибыл опять фельдмаршал Мантейфель (успевший съездить из Варшавы навстречу императору); в свите были также генерал-адъютанты Альбедиль (заведующий военной канцелярией императора), Лендорф и князь Радзивилл и лейб-медик Лауер. Между пруссаками я имею репутацию германофоба; на беду, только за несколько дней перед этим в немецких газетах появились статейки, в которых высказывалось, будто за устранением канцлера от дел в России нет собственно министра иностранных дел и я один, находясь безотлучно при государе, имею влияние на политику России, чем и объясняется происшедшее с некоторого времени охлаждение между нами и Германией. Как ни нелепы подобные газетные сплетни, однако ж они производят впечатление, и потому немудрено, что при встречах с германскими государственными людьми я постоянно слышу намеки, правда иногда в виде шутки, на мои враждебные замыслы против Германии. Такие намеки не раз слышал я и от фельдмаршала Мантейфеля, который и в Варшаве, и в Александрове выражал мне с каким-то особенным удовольствием, что не нашел во мне того неприязненного настроения, которое мне приписывают. Он, по-видимому, был даже удивлен, когда услышал от государя, в первый же день пребывания в Варшаве, что может откровенно говорить со мной о политических делах, так же как и с Гирсом и графом Адлербергом. Об этом было немедленно передано Мантейфелем по телеграфу и Бисмарку в Гаштейн, и самому императору.

Сегодня утром государь передавал Гирсу и мне некоторые отрывки из своих бесед с императором Вильгельмом. Прежде всего нужно было объясниться насчет письма, которое государь писал своему дяде и которое сначала несколько озадачило последнего. Государь успокоил его, объяснив, что письмо написано им собственноручно и вовсе не имеет значения официального. Затем беседа шла уже совершенно в дружественном тоне; император Вильгельм уверял государя в своей неизменной дружбе к нему и готовности на соглашение по всем политическим вопросам, по которым интересы наши не противоречат интересам Германии. Государь в особенности напирал на противодействие, оказываемое нашим видам германскими делегатами во всех международных комиссиях на Балканском полуострове. Император Вильгельм обещал устранить поводы к подобным с нашей стороны упрекам.