Дневник. 1873–1882. Том 2 - [158]

Среди горячего нашего спора дверь в кабинет полураскрылась и показалась голова государя, который кротко спрашивает, пора ли ему войти. На это княжна с горячностью отвечает: „Нет, оставь нас докончить разговор“. Государь захлопнул снова дверь и только несколько времени спустя вошел в кабинет, когда сама княжна, излив всю свою злобу на меня, вышла из кабинета.

Вскоре после этой сцены совершился брак, и затем вы знаете, что было: поездка в Крым, тягостное для всех нас пребывание в Ливадии, затем с каждым днем всё усиливалось влияние княгини Юрьевской, злоба ее против меня и невыносимое мое положение. Трудно сказать, до чего могла бы довести государя эта женщина, нахальная и вместе с тем глупая и неразвитая! Вот почему я и сказал, что мученическая кончина государя, быть может, предотвратила новые безрассудные поступки и спасла блестящее царствование от бесславного и унизительного финала».

Рассказ этот показался мне так любопытен, что я решился занести его в свой дневник. Быть может, через многие годы будущий историк воспользуется им как драгоценным материалом для изображения переживаемой нами эпохи.

Сегодня утром уехал за границу Абаза. Мне не удалось проститься с ним и узнать подробности последнего его свидания с государем. Но он поручил сестре своей Вере Аггеевне передать мне некоторые сведения. Государь старался быть любезным, объяснял необходимость манифеста, и, в оправдание своего решения помимо министров, сваливал вину на графа Лорис-Меликова, который будто бы сопротивлялся всякому подобному заявлению высочайшей воли. Это обвинение прежде уже доходило до Лорис-Меликова, который уверял, что никогда не было речи о каком-либо манифесте.

14 мая. Четверг. Утром было у меня совещание по вопросу о новой границе между Закаспийской нашей областью и Персией. Участвовали генерал Скобелев, Гирс, Мельников, Обручев, Анненков и Соболев. Совещание кончилось только к шести часам, и потому я пригласил Скобелева остаться отобедать в нашем семейном кружке, собравшемся по случаю годовщины свадьбы младшей моей дочери Гершельман.

Княгиня Юрьевская оказала неожиданную любезность Пирсу и мне: она прислала каждому из нас на память о покойном императоре пуговички, которые он обыкновенно носил на рукавах рубашки. Поеду завтра же благодарить за такое любезное внимание.

15 мая. Пятница. Утром ездил по разным делам, заехал в Зимний дворец, чтобы расписаться в книге княгини Юрьевской, и к графу Валуеву, чтобы переговорить с ним об исполнении данного мне как председательствующему в Комитете по делам Царства Польского высочайшего повеления относительно упразднения этого комитета.

Возвратившись домой, я нашел записку великой княгини Ольги Федоровны, приглашавшей меня к себе между 1 и 3 часами. Я немедленно же поехал к ней и просидел у нее более часа. Она возымела желание поговорить со мной о современных событиях и толках, без сомнения, чтобы сообщить самые свежие новости великому князю Михаилу Николаевичу прежде назначенного сегодня же переезда на дачу. Мы передали друг другу, что знали и слышали.

16 мая. Суббота. Сегодня минуло ровно 20 лет с назначения меня управляющим Военным министерством. Я узнал об этом только по статье, помещенной в нынешнем номере газеты «Наше время».

Утром навестил в последний раз Инженерное училище и Пажеский корпус. Я не мог скрыть грусти своей, прощаясь с юношеством, к которому чувствую сердечное влечение. Когда я сошел с лестницы училища, собравшиеся в сенях юнкера внезапно подхватили меня и с криками «ура!» вынесли на руках и посадили в экипаж. Я был растроган до слез и расцеловал тех мальчиков, которые ближе теснились около меня. Признаюсь, что из всех частей оставляемого мною военного управления, более грустно мне покинуть военно-учебные заведения, которыми я занимаюсь с любовью.

Владимир Павлович Титов заехал ко мне, очевидно, с целью выпытать подробные сведения о нашем «министерском кризисе».

17 мая. Воскресенье. Начал заниматься укладкой вещей. К двум часам отправился в Военно-юридическую академию на публичный акт, назначенный по случаю первого выпуска окончивших курс 12 офицеров и 5 классных чинов.

Приезжал генерал Ванновский, чтобы передать мне вчерашний свой разговор с государем в Гатчине. Ванновскому положительно объявлено о назначении его на мое место и при этом было выражено требование, чтобы он первой своей целью поставил сокращение расходов на военную часть. Относительно замещения некоторых из оставляющих свои места начальников главных управлений государь, между прочим, коснулся замещения графа Гейдена и, к сожалению, выразил какое-то нерасположение к генералу Обручеву, на которого Ванновский указал как на кандидата в начальники Главного штаба. Несомненно, Обручев был очернен перед государем окружающей его грязной интригой. Хотят решительно оттолкнуть всех людей способных.

18 мая. Понедельник. Утром ездил в приготовительный пансион Николаевского кавалерийского училища, чтобы распроститься с юношами и начальством. Во всех заведениях нахожу трогательное сочувствие и выражения сожаления о моем удалении.

В Государственном совете прошло последнее собрание с подписанием журналов предшествующего заседания. Затем некоторые из министров под председательством графа Валуева собрались в помещении Комитета министров для предварительного обсуждения вопроса об упразднении Комитета по делам Царства Польского. Вопрос этот назначен на завтрашнее заседание Комитета министров.