Дневная книга - [45]

Отчет о снах, который содержит:

1. «Сон о смерти Пушкина», который был предметом договора о купле-продаже между господином оперным певцом Матеусом Дистели в качестве покупателя и предприятием «Symptom House» в качестве продавца.

2. «Сон о шагах», который был предметом договора о купле-продаже между госпожой Маркезиной Андросович-Лемпицкой в качестве покупателя и предприятием «Symptom House» в качестве продавца.

Первая часть отчета, который по требованию суда предоставил Александр Клозевиц (Фонозапись № 1)

По требованию судебных следователей и господина старшего следователя Эугена Строса я, Александр Клозевиц, торговец-астролог и владелец предприятия «SYMPTOM HOUSE. А. & S. K. Сделки с движимостью», полностью осознавая свою моральную, профессиональную и материальную ответственность, заявляю следующее:

Мне было выдвинуто требование реконструировать, пересказать и проанализировать для нужд следствия два сна, которые приснились покойному господину Дистели, оперному певцу, и покойной госпоже Маркезине Андросович-Лемпицкой в тот год, когда они были убиты, а также незадолго до этого и вскоре после этого. Такой отчет об этих снах в виде двух фонозаписей я и представляю следственным органам, предваряя его некоторыми комментариями.

«В глубинной психологии установление контекста конкретного сна представляет собой простую, практически механическую, задачу, имеющую всего лишь подготовительное значение. Дальнейшее воссоздание некоего читаемого текста, другими словами, действительная интерпретация сна, как правило, является задачей гораздо более сложной. Это предполагает наличие способности к психологическому отождествлению, способности комбинировать, интуиции, знание мира и людей и прежде всего наличие специфических знаний, среди которых особо и прежде всего важно расширенное знание вещей и определенные „разумные способности сердца“ (Helmut Hark. «Lexicon Jüngscher Grundbegriffe»).

Кроме того, я с трудом представляю себе, чтобы можно было словами адекватно передать то, что во сне происходит нелинейно и не на уровне языка, а разветвлено (так же, как и в мыслях человека) в разных направлениях и выражается, условно говоря, на уровне чувств и с помощью метафорического языка. Сон не живет в языковом растворе, он парит в свободном вневременном пространстве, а стоит его преобразовать в язык или запись, как он теряет объем и вытягивается в длину. И в таком случае начинает казаться, что такой сон длился гораздо дольше, чем это было на самом деле. Эти два сна, которые в моем отчете описаны на нескольких страницах, промелькнули за несколько секунд каждый. Сон, так же как и страх, проникает в глубину и в ширину, но не в длину.

Тем не менее предлагаю вниманию господина старшего следователя Строса и судебных следователей эту попытку пересказать и первый, и второй сон в надежде, что это поможет пролить свет на обстоятельства дела и послужит торжеству правосудия и справедливости. Сделать что-то большее не в моей власти.

Наконец, хотел бы заметить, что сон Дистели произвел на меня такое впечатление, что я склонен признать, что он действительно побывал в начале XIX века и воспринимал мир вокруг себя как реальную действительность, словно он видел этот мир не своими глазами, а глазами Пушкина. Кроме того, в этом сне Дистели пережил не менее пяти различных видов страха, ввиду чего и весь сон делится на «страхи», как на главы.

Александр Клозевиц

Сон покойного оперного певца господина Матеуса Дистели о смерти Пушкина (как и насколько смог восстановить и описать его А. С. Клозевиц)

Первый страх

Во сне господина оперного певца Матеуса Дистели Александр Сергеевич Пушкин появился как низкорослый, очень лохматый и худой человек. Дистели его не узнал, но откуда-то понял, что это Пушкин, как только тот подошел к окну и произвел одно из древнейших магических действий знака Венеры, поцеловав несколько раз ноготь на большом пальце, на который был надет крупный перстень с печаткой. На дворе была ненастная ночь, и картина метели вызвала в поэте круговерть стихов:

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя,

То как зверь она завоет,

То заплачет, как дитя…

В окне было еще одно, маленькое, окошко, которое называется «форточка», и Пушкин его открыл. В комнату повалил снег.

Тогда Александр Сергеевич уселся в кресло. Рядом с ним, на диване, спала огромная белая борзая собака, красавец пес с золотистой головой, а прямо перед ним на стене висел портрет прадеда в офицерской форме времен Петра Великого. Прадед был темнокож, с почти черным лицом, он носил серебряный парик и саблю под мышкой. Пушкин обратился к нему с вопросом:

– Как заставить злого духа войти в комнату? Как вынудить его отвечать на мои вопросы? Какая магия заставит его открыть мне мое будущее?

На картине рядом с левой рукой прадеда лежала стопка книг, а под ними нечто, что почти стерлось и в чем с трудом можно было распознать какой-то темный предмет. Пальцы прадеда опирались на книги и на этот непонятный предмет, словно указывая на них. Словно это был уже давно приготовленный ответ на вопрос Пушкина. Александр Сергеевич, однако, прекрасно знал, что́ это за предмет, потому что он все еще находился в родительском доме, причем на том же самом столе, на котором его изобразил художник сотню лет назад. Это была шкатулка прадеда Пушкина, обтянутая кожей с металлическими заклепками. Александр Сергеевич взял шкатулку и открыл ее. Внутри лежали три иглы для колдовства вуду и кошелек с давно вышедшими из обращения старыми монетами разных царств и империй. Эти монеты тоже использовались для магических действий.