Дмитрий Красивый - [30]

Наконец, хан Узбек после своих бесчисленных охот, бесед с имамом и муллами, прочих развлечений, «вспомнил», благодаря напоминаниям ненавидевших несчастного князя мурз, возглавляемых Кавгадыем, об обещанном суде.

С большой неохотой он назначил срок, определивший судьбу Михаила Тверского. Молодой хан еще при первой встрече с этим русским князем, обладая острым умом и достаточной проницательностью, понял, что тот невиновен. Но, обнаружив, как много влиятельных вельмож его стана, купленных московским серебром, настаивают на пристрастном суде и жестокой казни, решил с ними не ссориться.

Но главную лепту в обвинение князя Михаила внесли мусульманские священники и имам Ахмат. – Не прощай, государь, этому неверному урусу своих обид! – настаивал последний. – Тогда мы потеряем покорность остальных коварных урусов!

– Быть суду! – решил окончательно Узбек.

Так, несчастный великий князь Михаил предстал, будучи приведенным стражниками в большой походный шатер ордынского хана, перед своим жестоким судом.

Стоя на коленях перед ханским троном, окруженный теми же вельможами, что были и на его первой встрече с ханом, князь Михаил был буквально осыпан, падавшими со всех сторон на его голову обвинениями. Что только не говорили татарские мурзы! Чего они только не придумали! Однако молодой хан спокойно слушал своих людей, качал в знак согласия головой, а несчастному обвиняемому не давал слова. Лишь в самом конце первого дня этого позорного судилища он, выслушав длинную речь самого ярого обвинителя – Кавгадыя – который особенно усердствовал теперь, поднял руку, подав всем знак замолчать. – Ты был горд и непокорен мне, своему государю, – сказал хан, глядя на князя Михаила, стоявшего с опущенной головой, – и позорил моего посла, славного Кавгадыя! Ты бился против его людей и многих убил! Ты скрывал от меня свои доходы и пытался бежать к нэмцэ, чтобы передать им все свои богатства! Ты отравил супругу Юрке-коназа и мою сестру! Говори же, нечестивый убийца!

– Это неправда, славный государь! – спокойно и безучастно ответил на хорошем татарском языке Михаил Ярославович. – Неужели ты не видишь мою покорность и скромность? За что упрекаешь меня в чрезмерной гордости? Я всегда привозил тебе «выход» в установленном числе, не позволял себе удерживать ни одной мортки из суммы дани, определенной твоими людьми! А проклятых немцев я никогда не видел и никогда с ними не связывался! Они – наши лютые враги и нечестивые злодеи! Особенно против нашей веры! И княгиню князя Юрия я не губил, это было несчастье…Я говорю тебе только правду…И также клянусь…

– Не клянись, коназ урус, – пробормотал озадаченный хан. – Это сейчас не требуется…Да, твое дело непростое! – он вздохнул. – Пока еще никто не высказал против тебя убедительных слов! Придется судить тебя заново. В следующий раз здесь будет и коназ Юрке!

– Следовало бы связать руки этого нечестного и наглого коназа! – громко сказал Кавгадый, лицо которого, покрытое потом и багровыми пятнами, выражало крайнюю степень гнева. – Чтобы сидел на суде не праведным вельможей, но скромным обидчиком!

– Пусть будет так! – кивнул головой хан Узбек.

Через неделю князя Михаила привели в ханский шатер связанного. Он опять стоял на коленях, но с заломанными за спиной руками, и слушал бесчисленные оскорбления и обвинения. Особенно усердствовал присутствовавший на суде на этот раз московский князь Юрий. Он так кричал, что заглушал все разговоры и шум, царившие в шатре.

– Ты погубил мою возлюбленную супругу! – вопил в исступлении Юрий Даниилович. – И оставил меня, несчастного, вдовцом! Мне теперь осталось только уйти в монахи! Ты все у меня отнял, загубил мою жизнь, окаянный злодей! Заступись за меня, великий и справедливый государь!

После этих слов хан Узбек, сидевший в скорбном молчании, снова, как и в прошлый раз, поднял руку. Воцарилась тишина. – Признавайся, коназ Мыхаыл! – грозно сказал он. – Нам не нужны твои оправдания!

– Нет моей вины, государь! – громко и решительно сказал, подняв голову и глядя прямо в глаза молодого хана, Михаил Ярославович. – Я слышу только бездоказательную клевету! А судьи здесь – только этот коварный Юрий и почтенный Кавгадый, его верный кунак! Эти люди не знают правды! Я не буду признаваться в том, чего не совершал!

– Есть ли у кого убедительные слова, а не пустой шум?! – вскричал рассерженный хан. – Разве мало сказано слов по этому делу?

– Есть еще, государь! – молвил, багровый от ярости, Юрий Московский. – Этот бессовестный и непутевый Михаил готовил против тебя, государь, союз с другими князьями!

– Неужели? – поднял брови Узбек-хан.

– Воистину так! – поклонился сидевший на корточках рядом с мурзой Кавгадыем князь Юрий. – Он приглашал к себе людей князя Ивана Смоленского и князя Романа Брянского, чтобы говорить о тебе непочтительные слова! А люди того Романа из Брянска, который мы называем в насмешку «Дебрянском», приезжали в Тверь и высказывали о тебе и твоем посланнике Кавгадые самые оскорбительные слова! От этого злобный Михаил наполнился яростью и нещадно разбил нас, безоружных посланцев, шедших со словами любви и мира!