Дмитрий Красивый - [10]

– Разве нам не хочется разграбить эти залесские города? – качал головой третий татарский военачальник, Идай-Арслан. – Руки так и чешутся, когда мы проезжаем через эти земли! Но у нас есть указ от славного государя: этого делать нельзя!

Князь Михаил, слушая знатных татар, лихорадочно думал. Уж очень ему не хотелось обрушивать весь гнев татарских полчищ на Новгородчину! – Ну, и что, если молодой царь запретил громить московские земли? – рассуждал он про себя. – Я всегда оправдаюсь, если перегну палку! А разорять Великий Новгород мне совсем невыгодно! Хотелось только попугать! Татары безжалостно выжгут все новгородские города и захватят множество пленников! Где же я тогда, после примирения, возьму нужное серебро? Нам не следовало бы спешить на Торжок или Волок…Хорошо бы, если бы новгородцы узнали о татарском набеге и вышли в «чистое поле», чтобы задержать сыроядцев…А там расплатились бы серебром, и татары были бы довольны: им хватит пленников и на московской земле…Попробую перехитрить татар! Они ведь плохо знают границы наших земель!

Усмехнувшись, Михаил Ярославович остановил татарское войско и приказал свернуть на другую дорогу. Обойдя Москву, вражеская конница устремилась на грабеж московских окраин, прилегавших к Новгородчине.

В переплет попали и земли московских союзников: город Ростов и близлежавшие волости. Пока татары там свирепствовали, сведения о набеге пришли в Торжок, а затем и в Новгород, и новгородцы получили необходимую временную отсрочку для подготовки большого войска.

Сам князь Афанасий, брат Юрия Московского, сидевший в это время в Новгороде вместе с князем Федором Ржевским, возглавил новгородское ополчение. Их хорошо оснащенные и сытые полки быстрым маршем двинулись в Торжок и там расположились, ожидая врага. Город был объявлен пребывающим на осадном положении, и все его обитатели, а также приезжие купцы, вынуждены были безвылазно сидеть в городе, дожидаясь завершения очередной войны великого князя Михаила.

Для прокормления огромного войска требовались деньги, продовольствие и фураж, поэтому городские власти объявили сначала о добровольных взносах на нужды войны, а затем и начали принудительно отнимать не только у горожан, но и у приезжих купцов, серебро и обиходные товары.

В первые дни брянские купцы уплатили по пять гривен серебра, надеясь этим полностью откупиться от военных поборов. Но этого местным властям показалось недостаточно, и пришлось пожертвовать большим. Так, купец Брежко Стойкович потерял целую четверть своих самых лучших запасов пушнины, а у престарелого Бурнаша Житоедовича торжские мздоимцы отняли все запасы куньих шкурок. – Остались только белка и горностай! – сокрушались ограбленные брянские купцы. – С чем теперь ехать в Великий Новгород?

Но и это еще было не все!

Как раз в этот день, как только брянские купцы собрались за одним столом в харчевне своего постоялого двора, передовые татарские отряды подошли к стенам Торжка. – Видимо, разорили Москву и все суздальские земли! – пробормотал подошедший к своим брянским постояльцам хозяин харчевни, высокий широкоплечий Твердята Якунович. – А теперь и сюда пожаловали! Там несметные полчища бусурманов! А во главе их войска – сам царь!

– Это неправда, мой господин, – громко сказал кто-то, сидевший у соседнего стола. – Там нет татарского царя!

– Неужели? – покраснел от волнения харчевник. – А кто же тогда ведет их войско?

– Подойди сюда, добрый человек! – поманил рукой незнакомца Брежко Стойкович. – И садись сюда, на нашу скамью! Потолкуем о жизни…

– Ладно, мой господин, – сказал, вставая и подходя к купеческому столу, высокий худой монах, одетый в длинную поношенную рясу, накрытую сверху серой, залатанной телогрейкой. Его морщинистое красное лицо только стало отходить от мороза, и большие голубые глаза слезились от напряжения: скудный свет верхних слюдяных окон и небольших сальных свечей, стоявших на столе брянских купцов, едва позволял разглядеть их лица. – Хлеб-соль вам и Божье благословение!

– Благодарим! – ответил Брежко Стойкович. – Садись же! И поведай нам всю правду! А ты, Якунич, – Брежко повернулся лицом к трактирщику, – тащи сюда харчей, крепких медов и доброго пива!

– Слушаюсь, батюшка! – ответствовал хозяин заведения и быстро побежал давать распоряжение своим слугам.

Потребовалось немного времени, чтобы стол брянских купцов был накрыт достаточно богато, и, откушав сытной новгородской похлебки, пришлый монах начал, прихлебывая из большой деревянной кружки пиво, медленно рассказывать.

Как оказалось, «святой человек» прибыл в Торжок от игумена Свято-Волоцкого монастыря по делам церкви. К тому времени татары уже свирепствовали повсюду. Но бедного, одетого в рубище монаха не тронули.

– Они даже пощадили мою клячонку, – грустно сказал инок Серафим, сообщивший в ходе беседы свое имя, – и только посмеялись надо мной. – Якши, якши, урус, – бормотали они, делая пальцами непристойные жесты! – Им было смешно видеть мою нищету и убожество!

– Неужели они бесчинствуют даже в такой холод? – изумился Мордат Нечаевич. – Разве им, этим окаянным бусурманам, не холодно?