Дмитрий Кантемир - [22]

С этих позиций он критиковал и высмеивал ложные мнения и суеверия, к которым он относил и «чудеса». По его глубокому убеждению, люди, истолковывающие появление кометы как дурное предзнаменование, — шарлатаны. Отвергал он и мнение Аристотеля, согласно которому кометы образуются из испарений Земли, полагая, что всей Земли не хватило бы для образования хотя бы одной большой кометы. В «Книге систиме» молдавский ученый высмеивал религиозные сказки о том, будто Земля находится на рогах быка. Когда бык, отгоняя мух, трясет головой, происходит землетрясение, притом повсеместное. «Физики хорошо знают, что это невозможно, однако учению Корана верят больше, нежели известнейшей истине, — писал он и добавлял: — Пространнейшее Российское государство не тряс куранов бык»; точно так же и другие страны, «расположенные у арктических поясов, не испытывали землетрясения» (3, 105). Мусульмане верят всему написанному в Коране, даже если это «противу всякой… исторической истины»; «но разве суеверию есть дело до истины?» (3, 202–203). «Книга систима» буквально пестрит едкими замечаниями в адрес многочисленных «чудес» (см. 3, 221; 277). Кантемир снимает с основателя мусульманства ореол святости, он показывает, что, согласно самому Корану, Мухаммед был прелюбодеем и развратником. Дочь Мухаммеда — Фатьма оказалась достойной своего отца: как говорят и пишут сами мусульмане, она торговала собственным телом, удовлетворяя похоть воинов, а деньги отдавала церкви (см. 3, 27–28).

Еще в Константинополе, беседуя с Саади Эффенди, Кантемир спросил его, как может он, ученый человек, верить в небылицы о том, что пророк Луну переломил пополам, что ангелы на Солнце снег метут, что вообще вся вселенная такова, какой ее изображает Коран. Тот, усмехнувшись, ответил: «Как физик и математик, я прекрасно понимаю, что Луну нельзя переломить, да и вместиться в руках пророка она не могла; но, как мусульманин и верный почитатель Корана, не сомневаюсь, верю во все то, что там написано» (3, 106).

В своей «Истории Оттоманской империи» Кантемир приходит к следующему выводу: «Насколько парадоксальной кажется человеческому разуму доктрина о Христе, настолько доктрина о Мухаммеде является совершенно абсурдной и наглой, а мусульмане так же крепко держатся за святость Мухаммеда, как христине за божественность Христа» (8, 108). Трудно доказать, чья религия истиннее, «ибо, что мы, христиане, признаем истиной евангельской, то мусульмане признают истиной курановой» (3, 46). Аналогичные мотивы часто звучат и в «Хронике…» (см. 9, 326; 457).

С позиций свободомыслия Кантемир разоблачал использование священнослужителями различных «чудес». Так, он резко осуждал шарлатанство православных монахов, промышлявших «молоком божьей матери», «волосами Иисуса Христа», «слезами Магдалины» и уверявших людей в целительной способности таковых. Жители Молдавии, полагал ученый, весьма религиозны, до суеверия, и это вполне понятно, если учесть, что там имеется более 200 малых монастырей, а темные люди в Молдавии, равно как и в других странах, склонны к суевериям (см. 7, 173; 183). Неодобрительно относился он и к соблюдению постов, наносящих вред здоровью страдающих недугами людей (см. 7, 184).

В «Хронике…» снимается ореол святости и с античных богов. По мнению автора, невежественные люди сами создали себе богов. А жрецы «имели обыкновение делать что-либо при помощи средств природы или магии, чтобы этим возбудить удивление и веру в языческое божество у доверчивого простого народа» (7, 31). Конечно, борясь с суевериями и высмеивая «чудеса», Кантемир отнюдь не стремился искоренить ни религию, ни преданное «истинной» вере духовенство, в которых несомненно нуждался тот общественный класс, представителем которого являлся сам мыслитель. Он хотел лишь очистить православную веру от суеверий и других ненужных, с его точки зрения, «примесей», рационализировать ее. Кантемир не видел, что, отбрасывая «неистинную» веру, он объективно подрывал любую веру. Приведенные суждения его граничат с атеизмом, и недаром члены российского Синода всячески противились опубликованию его книги против ислама.

Приверженность науке сочеталась у Кантемира с убеждением в необходимости и пользе просвещения, ибо, писал он, «вся наука лишь тогда является наукой, когда умеет достоверно научить другого» и «украшает человеческую жизнь добродетелью» (6, 132; 90). Утверждая, что молдавский народ никогда не принимал схоластическую теологию и аргументы католических «софистов-диалектиков» (см. 7, 171), мыслитель выразил таким образом необходимость привития своим соотечественникам светских знаний, светской образованности. При переводе «Хроники стародавности романо-молдо-влахов» с латинского языка на молдавский Кантемир руководствовался желанием донести свой труд до молдаван (см. 9, 180). Ратуя за просвещение своего народа, за развитие родного языка, ученый придавал большое значение открытию типографии в Яссах в 1642 г. Сначала, конечно, благодаря этому молдаване получили возможность читать на родном языке Евангелие и Деяния апостолов (см. 7, 193). Но в дальнейшем типография способствовала распространению научных знаний (см. там же). Однако Кантемир был далек от признания необходимости учить грамоте всех, в том числе крестьян; последние, по его мнению, должны довольствоваться пониманием основных принципов «священной науки», связанной с почитанием православного благочестия и чистоты нравов.