Дмитрий Иванович Менделеев - [4]
Нужно сказать, что в определении атомных весов в течение всей первой половины XIX века существовала изрядная путаница. Химики, исходя из различных химических реакций, приходили к различным весовым и объемным отношениям и поэтому одним и тем же элементам приписывали порой самые различные атомные веса. Поэтому большое значение имела попытка итальянского химика Канниццаро систематизировать сведения об атомных весах. Канниццаро изложил свои взгляды в книге «Сжатый очерк преподавания теоретической химии», вышедшей в 1858 году. В этой книге он исходил из открытия Авогадро. Он определял молекулярные веса паров различных веществ и, исходя затем из весовых отношений, в которых соединяются между собой вещества, вычислял атомные веса.
На съезде в Карлсруэ работа Канниццаро вызвала живейший интерес. Задача съезда, как это было сказано в обращении его организаторов, состояла в том, чтобы перейти к единой номенклатуре, выяснить действительные весовые и объемные соотношения в химических реакциях и по возможности определить молекулярные и атомные веса. Именно в этом и Менделеев видел главный результат работы съезда. В своем письме на родину Менделеев поддерживал мысль Канниццаро об определении веса частиц на основе идей Авогадро, которые высказывали также Ампер, Гей-Люссак и другие крупные физики и химики.
«Рассматривая эти средства, какими доходят до понятия о весе частицы (конечно, относительном), г. Канниццаро признает совершенно верным только одно средство… Это средство есть определение объема тел в состоянии газа или пара, т. е. определение удельного веса тел в таком состоянии… Правило объемов по своей простоте и по связи, которую оно устанавливает между родственными науками химиею и физикою, заслуживает предпочтения перед другими средствами определить относительный вес частиц. Это правило может быть выражено еще таким образом: в парах и газах расстояние центров частиц одинаково для всех тел и зависит только от давления и температуры. На этом самом начале опирается и современная теория теплоты в отношении к газам. Принимая его, мы не отступаем от химического пути, потому что все, что мы знаем до сих пор, указывает на согласие между весом частиц, определенным по объемам пара, и количеством тел, входящим в реакции».
В 1861 году Менделеев возвратился на родину. В то время в Петербурге происходили студенческие волнения. Царское правительство отвечало ожесточенными преследованиями студентов. В октябре 1861 года Менделеев занес в свой дневник запись о разгоне студенческой демонстрации: «Тут произошла сцена, которой тягостнее я не видел, разве что припомнить впечатление обозов раненых, которых везли из Севастополя. Выводят студентов, окруженных огромным количеством солдат, так что студентов и не видать — они идут в середине каре. Стоящие вблизи студенты прощай кричат, машут платками. Те отвечают тем же. В это время, о срам и мерзость, ведь и с преступниками позволено прощаться — наскакивает сперва один взвод, потом другой взвод жандармов, топчет, давит, рубит, окружает. Это дело двух секунд. 3 или 4 раненых. Недоставало крови — теперь она на них лежит пятном, которого не смоют». В этот же период Менделеев встречался с Чернышевским. По-видимому, эти встречи произвели на него сильное впечатление.
В 1861 году Менделеев приступил к чтению университетского курса органической химии. Началась долгая педагогическая деятельность ученого, принесшая замечательные плоды и давшая науке десятки крупных исследователей, пробудившая к активной творческой жизни талантливых представителей учащейся молодежи. Многие из студентов того времени в своих воспоминаниях возвращались к впечатлению, которое производил Менделеев на университетской кафедре. Они вспоминали, как перед ними появлялась мощная, слегка сутуловатая фигура ученого с длинными вьющимися волосами, они писали о его низком сильном голосе, вспоминали живость и образность его речи и широкое привлечение материалов, относящихся к механике, физике, астрономии, метеорологии, геологии, физиологии, агрономии и технологии при изложении химических проблем.
Один из учеников Менделеева В. А. Яковлев писал о своих впечатлениях от лекции Менделеева, правда, относившихся к значительно более позднему времени — к концу 80-х годов: «Речь течет дальше и дальше. Вы уже привыкли к ней. Вы способны оценить ее русскую меткость, способность вырубать сравнения, как топором, оставить в мало-мальски внимательной памяти следы на всю жизнь. Еще немного — и вы, вникая в трудный иногда для неподготовленного ума путь доводов, все более и более поражаетесь глубиной и богатством содержания читаемой вам лекции». Яковлев говорит о фигуре Менделеева: «В ней хорошо все: и этот лоб мыслителя, и сосредоточенно сдвинутые брови, и львиная грива падающей на плечи шевелюры, и извивающаяся при покачивании головой борода. И когда этот титан в сумрачной аудитории, с окнами, затененными липами университетского сада, освещенный красноватым пламенем какой-нибудь стронциевой соли, говорит вам о мостах знания, прокладываемых через бездну неизвестного, о спектральном анализе, разлагающем свет, доносящийся с далеких светил, быть может уже потухших за эти сотни лет, что этот луч несется к Земле, — невольно нервный холодок пробегает по вашей спине от сознания мощи человеческого разума…»
