Для фортепиано соло - [142]

Мне было известно, что в этом году у моих друзей случилось большое несчастье: их восемнадцатилетняя дочь на псовой охоте упала с лошади и разбилась насмерть. Я искренне сочувствовал им, мне хотелось с ними увидеться, и я согласился.

Упоминание о лорде и леди Туллок несколько смутили меня, но, познакомившись с ними, я даже обрадовался, что оказался в такой компании. Генерал Брамбл может три часа просидеть у камина с трубкой во рту, не проронив ни единого слова; миссис Брамбл шьет или вышивает в полном молчании. Лорд Туллок — занимательный рассказчик; он служил послом в разных странах, и, что удивительно, объездил их вдоль и поперек, хорошо изучив; его жена некрасива, но при этом очень мила и весьма скромно одета, как и подобает жене посла.

Потоки слез оставили на лице миссис Брамбл глубокие морщины, но она ни разу не заговорила со мной о своем горе. Лишь в первый вечер, когда я поднимался к себе в спальню, она остановилась на мгновение у соседней двери и сказала: «Это была ее комната» — и отвернулась.

Вечером накануне Рождества мы расположились в библиотеке. От горящих в камине поленьев поднималось высокое пламя; просторная комната освещалась одними свечами. При свете луны сквозь оконные стекла в свинцовых переплетах виднелся белый сад, над которым плавно кружились и падали снежные хлопья. Генерал Брамбл курил трубку; миссис Брамбл шила; лорд Туллок вспоминал Рождественскую историю.

— Еще пятьдесят лет назад, — начал он, — многие крестьяне старшего поколения в моем графстве считали, что в рождественскую ночь животные говорят на человеческом языке. Помню историю, рассказанную моей няней об одном недоверчивом работнике фермы, который спрятался на ночь в стойле, чтобы проверить правдивость этой легенды. Как только часы начали отбивать полночь, одна из лошадей повернула морду к другой и сказала: «Тяжелая работенка ждет нас через неделю». — «Да уж, — ответила другая, — а этот слуга, как назло, ужасно тяжелый». — «Тяжелый, — подхватила первая, — а дорога на кладбище уж очень крутая». И через неделю работник умер.

— Хм! — сказал генерал. — А ваша няня действительно знала этого человека?

— Еще бы, это был ее брат, — ответил лорд Туллок.

Несколько минут он пребывал в задумчивости. Я смотрел, как огонь в камине взвивается и трещит, словно флаг на ветру.

Генерал безмолвствовал. Миссис Брамбл длинными стежками вышивала по канве какой-то пестрый узор.

— В Швеции, — снова заговорил лорд Туллок, — я встречался с далекарлийскими крестьянами;[40] у них в обычае готовить рождественский ужин для душ умерших родственников. В тех краях в Рождественскую ночь мертвые возвращаются в свои дома, где они прожили всю жизнь. Прежде чем пойти спать, хозяева разводят большой огонь в очаге, зажигают новые свечи, стелят на стол белоснежную скатерть, протирают стулья и оставляют комнату в распоряжение призраков. На следующее утро они приходят и видят на полу немного рассыпанной земли, тарелки и стаканы переставлены, а в воздухе витает странный запах.

— Н-да… — тихо сказал генерал.

У меня создалось ощущение, что лорд Туллок допустил бестактность. Я бросил взгляд на миссис Брамбл; она выглядела совершенно невозмутимой, но я все-таки решил сменить тему:

— А мне Рождественская ночь представляется такой, как она описана у Шекспира, помните:

Тогда не смеют шелохнуться духи,

Целебны ночи, не разят планеты,

Безвредны феи, ведьмы не чаруют, —

Так благостно и свято это время.[41]

— Но мы-то знаем, что в этом Шекспир ошибался, — с непоколебимой уверенностью возразила леди Туллок. — Эдвард, dear, расскажите нам о вашем приключении в Туллок-Кастле.

— Это очень интересно, — поддержал я.

— Well, — сказал лорд Туллок. — Было это ровно пять лет тому назад в канун Рождества 1920 года.

У меня болела голова, а так как в тот вечер стоял сухой бодрящий морозец, ближе к полуночи мне захотелось подышать свежим воздухом, и я вышел прогуляться. Дойдя до конца парка, я миновал ограду и пошел по тропе, обсаженной высокой живой изгородью. В ту ночь тропа хорошо просматривалась благодаря яркой луне и множеству звезд, рассыпанных по небу. Пройдя примерно полмили, я заметил вдали какой-то темный ручеек на белом снегу, а подойдя ближе, с изумлением обнаружил, что это кровь. Я стал искать, откуда течет этот ручеек, и увидел, что в том месте изгородь отступает от тропинки и образует острый угол; вот здесь-то я и увидел человека, неподвижно лежащего на земле. Я вгляделся: несомненно, это был уже труп. Я бегом бросился назад и собрал слуг. Одних я послал в полицию, другим велел взять факелы и следовать за мной. Мы пошли по той же тропинке и шли долго — слишком долго, как мне показалось. Напрасно я искал кровавый след, мы так ничего и не увидели. Наконец, пройдя по меньшей мере две мили, я сказал: «Этого не может быть, я не заходил так далеко, мы, видно, прошли мимо, давайте вернемся». Мы вернулись. «Послушайте, — сказал я, — ведь это место очень легко найти: изгородь там образует угол. Но ни один из слуг не помнил, чтобы он проходил мимо такого места. Мы снова двинулись вдоль ограды, но хотя прошли на этот раз еще дальше, изгородь по-прежнему была совершенно прямой».