Длинные тени - [5]

Сей предмет появился в ресторации «Алая роза» месяца четыре назад, но быстро завоевал известность. Мало того, что он был свинкой, изготовленной из стали и лет триста использовался родственником Напы в качестве переносного сейфа, еще он был изделием повышенной магичности, то есть артефактом. Благодаря наложенным чарам свинка-копилка признавала лишь хозяйскую руку, а всех остальных пыталась атаковать, или хотя бы пугать, злобно щуря маленькие глазки и издавая утробное «хогри-хок». Во избежание несчастных случаев артефакт был прикован цепями к стене, а сажали рядом с ним самых проверенных, самых надежных бессребреников. Иначе говоря — своих, алхимиков из Университета. Они и достаточно честны, чтоб не пытаться взять чужое добро, и достаточно бедны, чтоб свинка не возымела на их счет финансовых надежд.

Еще одним животным, которое приютила в «Алой розе» добросердечная гномка, был огромный пушистый Черно-Белый Кот. Большой котяра с золотыми глазами отличался редкостным жизнелюбием — осень он провел, пытаясь улучшить генофонд кошачьей популяции Талерина и вступая в драки со всеми домашними питомцами (включая павлинов и верблюдов), которые только попадались ему на пути. Сыщики Министерства Спокойствия, инспектор Дука и капрал Брык подозревали пушистого паршивца в том, что он испортил декорации в Опере, перепугал лошадей в платной конюшне господина Певерила, и дважды обокрал лавку деликатесов «Вкусно и Весело»; но кот таинственным образом сумел избежать официальных обвинений. Всякий раз у ЧБК обнаруживалось алиби — в момент совершения преступления он лежал перед камином в «Алой розе». Возможно, то был оптический обман, возможно, паршивцу везло, возможно, присутствовала некая сложная закономерность, которую еще предстояло вычислить с помощью магических формул и алхимической дедукции… Одним словом, Кот нынче вечером лежал на тепленьком половичке, вытянувшись, выпустив когти и урча от удовольствия, — а это означало, что где-то в Талерине сейчас совершается преступление.

Впрочем, господам Филиппу, Люмусу и Никанту, не было дела до происходящих в Талерине событиях. Они были историками, а это значит, что их интересовали лишь события, свершившиеся лет триста назад.

— Кстати, о красавицах, — повторил мэтр Люмус, оглядывая обеденную залу ресторации. — Господа, а вам не кажется, что здесь кого-то не хватает? Здесь должна быть женщина…

По счастью, возраст мэтра Люмуса не допускал сомнений в его намерениях — последние двадцать лет любые женщины его интересовали лишь в связи с историческими событиями, которые произошли по их вине, или которые вот-вот произойдут в ближайшем будущем.

— Мэтресса Розанна ушла в Обитель Праматери Прасковии; грозилась сделать кому-то вскрытие фурункула, — объяснил мэтр Филипп.

— Не Розанна. — Отмахнулся Люмус.

— Мэтресса Долли? Она отправилась в школу при Ордене Акимании[1] уговаривать деток поступать к нам в Университет.

— На что мне мэтресса Долли? На ней взгляд не отдыхает, а покрывается занозами! Здесь должен иметься кто-то помоложе, посимпатичнее…

— Изольда отправилась в Луаз, искать свою судьбу, — вздохнул мэтр Никант. — Как летом уехала, так и ищет…

— Изольда — это кто? — строго спросил Люмус.

— Студентка, — кратко объяснил Филипп. Никант печально вздохнул: Изольда была такой хорошенькой, такой милой, такой пытливой девушкой, что не заслуживала столь краткой характеристики. Она была — самой-самой! Самой красивой, самой любезной, самой глупой…

— Это ж кто я в ваших глазах, чтоб интересоваться какими-то студентками? — вспылил мэтр Люмус. — Вы еще скажите, что мне телят не хватает!

— Вам не хватает телят, коллега? Но зачем? — удивился мэтр Филипп.

— А зачем мне студенты?! — еще сильнее удивился мэтр Люмус. — Мне не стихи о них сочинять, мне б поговорить с кем-нибудь! С какой-нибудь милой, образованной, и, что самое главное, не глупой женщиной. Такой, как наша мэтресса Далия… А, вспомнил! Я хотел поговорить именно с ней! Куда она пропала? — и историк стал оглядываться, будто упомянутая дама могла спрятаться в настенный шкафчик или притаиться на потолочной балке.

На лице мэтра Филиппа появилось на редкость возвышенное, торжественное выражение:

— Мэтресса Далия получила новую работу, — сообщил он. — Ее пригласили в Королевский Дворец, замещать недавно освободившуюся должность воспитателя королевских отпрысков. Вы же знаете, что ее высочество принцесса Ангелика чрезвычайно высокого мнения о нашей коллеге! После того, как случилась та история с мэтром Фледеграном, она лично приходила сюда, уговаривать Далию взять на себя обязанности по воспитанию юных принцесс и принца Ардена. Вот, уговорила, и теперь ведущий сапиенсолог нашего Университета украшает собой Королевский Дворец.

Мэтр Никант, который искренне считал, что женщин, подобных мэтрессе Далии надо душить в младенчестве, подтвердил слова мэтра Филиппа тяжким вздохом.

— Кранты теперь Кавладору…

Королевский дворец, в тот же вечер

Неписанный закон человеческих отношений гласит: если ваш друг или родственник получил новую, высокооплачиваемую и престижную работу, ему нужно позавидовать. Насколько глубоко и патологически, решать, конечно же, вам, но позавидовать все-таки нужно. Округлить глаза, когда вам назовут сумму жалованья, прикрыть ладошкой открытый в изумлении рот, когда вам объяснят жизненные перспективы теперь доступны счастливчику, изумленно ахнуть и покачать головой, высказывая чисто человеческое «везет же людям»…