Длинные тени - [6]

Вдруг Берек замечает, что лес начинает редеть и между деревьями все ширятся просветы. Он замедляет шаг, напрягает зрение и вытягивает шею, как зверь или птица. Даже дышать громко боится. Остановится у дерева, прислушается и только после этого осторожно перебегает к другому. Снова постоит, прислушается — и к следующему. Так он далеко не уйдет, но что поделаешь, риск слишком велик. Вот уже видно поле. Если он не ошибается, там покачиваются кукурузные початки в зеленой одежде, подсолнухи. Несколько спелых головок оказались бы весьма кстати. Надо запомнить это место и дорогу к нему. На сегодня хватит. Солнце уже садится. Пора возвращаться. В другой раз он рискнет пойти подальше.

Чем ближе убежище, тем спокойнее у Берека на душе. За эти несколько дней он так привык к своему «тайнику», что тот стал для него чуть ли не родным домом…

Сегодня утром, проснувшись, Берек долго лежал на боку, не шевелясь. Не так уж много дней прошло, как он здесь скрывается, но до чего бесконечно тянется время! Несколько раз прошмыгнул взад-вперед пушистый лесной мышонок. Остановился, встал на задние лапки, вытянув хвостик, повертел головкой и уставился на человека бусинками глаз. Взгляд мышонка Берек истолковал так: «Вот если бы кошка была такая!» Хотя откуда лесному мышонку знать о домашней кошке? Что и говорить, кошке живется совсем недурно. Если ребятишки порой гоняются за ней, то лишь затем, чтобы привязать к ее хвосту бумажку или выкрасить усы. А то и попросту поиграть с ней. Если же на нее кричат или даже наказывают, то лишь за то, что она ленится ловить мышей или что-нибудь утащит. Но очень скоро меняют гнев на милость и, ставя на пол полное блюдце молока, умильно приговаривают: «Кис-кис-кис, попей немного молока, кис-кис-кис, не уходи, скоро будем разделывать рыбу, и тебе кое-что перепадет»…

Совсем крохотный зверек мышонок, а до чего шустрый! В лесу ему живется куда лучше, чем Береку. Не успел Берек глазом моргнуть, как того не стало. Вот если бы и он, Берек, мог проделать такой фокус!.. Но ведь для этого надо превратиться в лесного мышонка. Если в кого-нибудь превращаться, так лучше в волка. Тогда ему ничего не стоило бы этих извергов фашистов разорвать на части.

— Вот так! — Берек яростно рассекает воздух тонким прутиком. — Вот так! Чтобы от вас следа не осталось! А-а! Не нравится вам? Сами-то вы в тысячу раз хуже волков. Волк задирает овцу, потому что хочет есть, но скорее околеет с голоду, чем тронет волчонка. Жизнью поплатится, а спасет его. А вам ничего не стоит растерзать человека, старого или малого, ни за что ни про что, — так вот вам! — и он неистово хлещет прутом…

Но зачем это ему превращаться в волка? Куда лучше, если бы произошло чудо и ему повстречался человек-невидимка, тот самый, что запросто расхаживает среди людей, никем не замеченный. Кто-нибудь нечаянно заденет его или наступит на ногу — при этом ничего не почувствует ни тот, ни другой. Вот это человек! Берек и Рина сидели рядом в кино и глаз не могли оторвать от экрана, на котором человек-невидимка вытворял чудеса. Он мог целый месяц, а то и больше, обходиться без еды, без питья, без сна. Главное для него — истребить все зло на земле.

Хороша сказка, да не про нас сложена. Попробуй поищи такого человека, которому все нипочем, которого никто не видит и не слышит. Сказка, и только. Береку она не подходит. Вот если бы можно было перейти линию фронта и вступить в Красную Армию, тогда бы он рассчитался со злодеями-убийцами. Мотл об этом все время мечтал. Мотл мертв, а он, Берек, жив. И он дойдет. Только кто ему покажет дорогу?

Второго узелка ему ох как не хватает. Но не беда. Он обломает подсолнухи, вылущит семечки, наполнит бутылку водой. Соль и спички у него еще остались. Он еще вернется вместе с русскими солдатами и освободит всех, кого загнали в гетто. Командира он пригласит сюда, в свою «пещеру», и с улыбкой (отчего бы ему тогда не улыбаться!) скажет: «Вот где я скрывался»…

Берек глянул на свое убежище и изумленно ахнул. Ничего похожего на то, что он оставил несколько часов тому назад. И вообще это уже больше не убежище. «Крыша», которую он так старательно соорудил из веток и обложил мхом, кем-то раскидана, постель из сухих листьев открыта всем ветрам. Увидев это, Берек опрометью бросился в глубь леса. Нет у него больше прибежища, за которое он цеплялся, как утопающий за соломинку. Раздумывать было некогда. Ноги сами несли его. Не ждать же, пока тот, кто сюда приходил, схватит его за шиворот. Веткой сорвало с него картуз, до крови оцарапало щеку, но Берек мчался, не оглядываясь, ему казалось, что за ним гонятся, настигают и он даже слышит крики: «Держи его!..» Остановился он оттого, что в голове, как молния, пронеслась мысль: «А как же картошка и бутылка с водой?» Даже из пожара он должен был их вынести. А может, вообще он испугался зря? Сколько раз на рассвете приходилось ему слышать перекличку петухов, мычание коров, лай собак. Ведь за полем с подсолнухами сразу начиналось село. Разве не может собака забрести в ближний лес? А уж забраться в такую «пещеру», как у Берека, для нее пустяк.