Длинные тени - [187]

Френцель почувствовал, что его снова зажали в тиски. Напрасно он рассчитывал, что от Зигеля можно ждать чего-либо хорошего. Но как подобное могло прийти ему в голову, да еще этот требовательный тон… Вот уж воистину из огня да в полымя. Его даже бросило в жар. От такой игры хоть кому станет не по себе. «Спокойно, мирно»… Скоро двадцать лет, как время от времени ему приходится сталкиваться со своими ярыми врагами. Все они готовы растерзать его. Теперь Зигель хочет, чтобы он с глазу на глаз встретился с одним из них. Мало ему того, что он встречается с ними на суде. Нет, этого он не сделает.

— Карл, — Зигель стряхнул пепел с сигареты, — что же вы молчите? Время дорого. Работы, как вы понимаете, у меня и без вас по горло. Правда, теперь вы для меня важнее всего. — И, видя, что Френцель пытается что-то возразить, закончил: — Догадываюсь, что́ вы собираетесь мне сказать. Но сто́ит ли, если так или иначе вам придется сделать то, чего от вас ждут.

— Нет, — набрался храбрости Френцель, — это выше моих сил. Если такая встреча нужна, подыщите кого-нибудь другого вместо меня.

— Исключено. Вы над ними властвовали, и вам поручается просить прощения у одного из бывших узников. Вы ему терпеливо объясните, при каких обстоятельствах вы вынуждены были стать нацистом, вы ему скажете, что пора забыть то, что больше не повторится. Сделать это надо с умом. Для большей убедительности можете нас, неонацистов, ругать сколько вам угодно. Уверяю вас, что в данный момент так нужно, и никто ни в чем вас не упрекнет. Наоборот, мы вам еще поможем написать книгу мемуаров.

Френцель вспомнил, чем кончил Вагнер. Но как вывернуться из цепких объятий Зигеля?

— Ганс, поздно вы обо мне вспомнили. Я уже не в том возрасте. Прошу вас, подберите кого-нибудь другого.

Зигель посмотрел на Френцеля так жестко, что тот невольно отодвинулся от него.

— Герр Френцель, довольно, — отчеканивая каждое слово, проговорил Зигель. — Вы лучше, чем кто-либо другой, знаете, что приказы подлежат беспрекословному выполнению.

Френцель готов был стать перед Зигелем на колени. Он жалобно прошептал:

— Почему именно на меня пал жребий просить прощения? Неужели другого не нашлось?

— Не я, а Александр Печерский назвал вас. Чему вы удивляетесь? На днях советское Министерство иностранных дел провело пресс-конференцию по поводу привлечения к ответственности, как они выражаются, военных преступников. На конференции присутствовали журналисты многих стран. Миллионы людей слышали и читали выступление Печерского о ваших деяниях. Он рассказал и о судебном процессе, который сейчас проходит в Хагене.

Достаточно было взглянуть на Френцеля, чтобы понять, как он перепуган. На висках выступили капельки пота. Лишь теперь до него дошел смысл сказанных Зигелем слов: «Просьба состоит в том, чтобы вы непременно выиграли этот процесс». Проиграть он может. Это уж точно. Похоже, что и московская конференция придумана. Зигель доймет его не мытьем, так катаньем.

— Ганс, вы сами слышали и читали? — хочет убедиться Френцель и повторяет: — Ганс, вы сами…

— Да, Карл, — спокойно отвечает Зигель. — Да, и вы можете об этом прочесть. Откройте этот журнал, и вы найдете в нем подробный отчет о конференции.

Френцель увидел свое имя, отодвинул журнал и гневно произнес:

— Опять Печерский. И на этот раз он метит в дирижеры.

Зигель не преминул съязвить:

— Между нами говоря, оркестр для него создали вы сами. Да, да: не будь восстания, ему не пришлось бы рассказывать о Собиборе.

— Создал не я, — стал оправдываться Френцель, — а сам он и его подручные. Теперь я понимаю, почему меня спросили, согласен ли я снова посетить Собибор или съездить в Ростов.

— Ничего вы не поняли. Никто не вправе принудить вас.

— Вы же от меня требуете, чтобы я встретился с одним из тех, кто был в Собиборе. Сейчас вы мне скажете, что с Печерским.

— Я и суд — не одно и то же. Запомните это! Что до Печерского, к сожалению, я над ним не властен.

— Так ведь и над остальными бывшими узниками, проживающими в разных странах, вы не властны.

— Верно, и все же… Такая встреча с вами может и им быть полезной. Все, что я вам говорил, продуманно. Случайной встречи мы не допустим. Так с кем бы вы хотели встретиться?

У Френцеля отпала охота сопротивляться, но тем не менее он счел нужным сказать:

— Знаю, с кем мне не хотелось бы встречаться. Я бы отказался от встречи со Шмайзнером. Вы, наверно, тоже запомнили снимок в газете, где он отбрасывает руку Густава Вагнера.

— Вагнер с ним спорил, а вы первым подадите ему руку и поздороваетесь: «Здравствуйте, герр Шмайзнер!» Это еще не значит, что он в свою очередь подаст вам руку. Но вы должны будете улыбнуться и шутливо заметить, что еще в древние времена люди приветствовали друг друга, протягивая руку, чтобы показать, что в ней нет камня и они не таят зла.

— Должен вам сказать, Ганс, что начало задумано неплохо, ей-богу, неплохо.

— Это лишь один из многих вариантов, но раз не хотите Шмайзнера, мы его пока в расчет не берем, тогда с кем?

— Мне сегодня ночью приснился мой чистильщик сапог из лагеря.

— Френцель! Перестаньте! Не станете же вы беседовать с призраком. Так кого назовете?