Длинные тени грехов - [17]

— И что же? — всё ещё не понимал Крайнов, — Здоровы жрать ребята, молодые, живот всё время подводит…  — внезапно он замолчал, вспомнив, что сам то же самое говорили про Васятку.

Ван Келлер важно кивнул головой.

— Видишь, что выходьит? Людишки тёмные могут на демонов грешить, а мне сдаётся, что тут рука человьеческая… И даже могу назвать — чья рука сия.

Крайнов воззрился на голландца с удивлением.

— Нешто думаете, сударь, что шалит наша блаженная? Да какой ей прок-то? Да и сама Перпетуя вроде как пострадавшая — чуть жива осталась.

— О, тут много есть, что ответить — да хоть ума последнего баба лишилась, — повёл брезгливо плечами мажордом, — а обмороки и прочие — так на то женщьины первые лицедейки, притворяется. Следить нам с тобой за ней нужно. Потому к тебье и обращаюсь, никто больше не поверит мне… Да и ты, гляжу, не слишком доверяешь, — Ван Келлер невесело усмехнулся.

— Что ж, поглядим, — крякнул Степан, — в притворство тётки, ваша правда, не верю, но поглядим, чай, разберёмся — что да как. А то житья совсем уж не стало: хоть черти, хоть человек, но делишки сии нам не к чему.

В знак согласия мажордом важно качнул пышным париком и отпустил бывшего денщика, посчитав, что заручился его поддержкой.

* * *

Ассамблея в меншиковском дворце привлекала множество народу, и получить приглашение от Светлейшего было лестно, хоть боярину, хоть послу иноземному — все хотели побывать в доме, равняться с коим не могла пока даже резиденция самого императора. По столице болтали о чудесах разных, о дивной зале с мраморными колоннами, о множестве невиданных красотах заморских. Да всё и было это, да и много ещё иных во дворце затейливых вещиц находилось. К вечеру расстелили ковры по улице прямо к парадному входу, а лакеи в париках напудренных колонной выстроились вдоль дорожки и лестнице. Господа в зале ассамблейной прогуливались, играли музыканты, спрятанные в специальной надстройке под потолком. Прислуга же могла полюбоваться на праздник либо с третьего этажа, либо через щелочки дверей, когда лакеи носили напитки.

Степан не стал подсматривать: и несолидно ему это было да и неинтересно. А ещё пораздумывать надо бы на досуге, осмыслить разговор с князем. Александр Данилович не сильно обескуражился неожиданной смертью кухонной девки, спросил только, не скончалась ли та от отравления. А на этот вопрос вся челядь как на духу могла ответить отрицательно, ибо ничего не ела Фроська целый день — Перпетуя ей запретила, велела отказать себе в удовольствии за грехи плотские.

Как только узнал князь Меншиков об этом, так и потерял интерес к кончине несчастной Фроськи. Когда же Степан обстоятельно и неспешно, несмотря на понукания хозяина (спешил тот одеться к Ассамблее), поведал историю о торговце Акиме и его подозрительных знакомствах, блеснули глаза Светлейшего недобро, и усмехнулся он язвительно.

Подумал князь, померил шагами кабинет свой и попросил Крайнова сохранить в тайне сведения, а Акима прочь от дворца не гнать, пускай приходит. Да проследить, какие у коробейника тут затеи нарисуются.

Почесал Степан Иванович затылок и решил, что Александр Данилович прав — ничегошеньки они про Зотова не знают, ладно, отвадят его от дома, так с другой стороны змей какой-нибудь приползёт, но то уже окажется никому не известным. А стало быть, Зотова придётся привечать, дабы понять, что негодяю сему надобно.

— Что лекарь-то сказывал о Перпетуе? Что с ней? — спросил Крайнов дочку Катеньку во время Ассамблеи. У девушки щеки пылали, так впечатлило её зрелище бала, великолепные дамы и кавалеры, и подпрыгивала она в такт музыке, разносившейся по всему дворцу, старательно подражая барышням, Машеньке и Сашеньке, которых итальянец обучал танцам и галантному обхождению.

— Ах, — Катюша сразу сникла, вспомнив о печальных утренних событиях, — сказал, что тётушка Перпетуя здорова, скоро оправится — испуг, мол, сильный с ней случился. Так страшно, батюшка! Взаправду нечистая сила приходит? Я каждую ночь молюсь, молюсь, а теперь ещё пуще стану.

— Молиться — оно завсегда полезно, дочка, — погладил по голове чадушко своё Степан, — а если что тебе покажется странным, а более того, страшным, сразу ко мне беги, дитя…  — он помолчал и добавил, — или к Анне Николаевне.

— Так и сделаю, — серьёзно ответила Катя, — знаю, что у Анны Николаевны сердце доброе, она Фросю вроде и не любила, но это так, видимость только… А уж как она за Васяткой горюет! Столько всего рассказать могу…

— Да, дочка, она такая, — быстро прервал Крайнов сумбурный, но идущий от глубины сердца рассказ девушки, — иди себе, милая, а я на боковую. Ты же прости меня за всё, что плохого тебе сделал, не желаючи того. — он встал и поклонился низко дочери.

— Господь простит, и я прощаю, — в ответ поклонилась Катюша и пошла, думая, как бы ей успеть до полуночи попросить прощения у Харитона, ибо было за что, и терзали девушку сомнения, а поделиться не с кем было: отец — это отец, Анна Николаевна и того хуже — суровая-я-я-я…

А всё ещё бледный, но уже немного пришедший в себя парень стоял в ряду лакеев, исполняя службу свою — не шутил, как обычно, не передразнивал важных господ на потеху приятелей, смирно стоял, как овечка, глядя перед собой.