Я кивнула.
— Хорошо. Позволь мне переодеться, и давай сходим куда-нибудь перекусить, — сказал он, снимая футболку с пятнами и исчезая в спальне. — Если мы останемся здесь, путного разговора не получится. А за едой ты расскажешь о Марке и твоем отце.
Я засмеялась, удивляясь спокойствию, воцарившемуся в душе. Вот и еще одна точка покоя, неподвижная ось вращающегося мира.
— Я так понимаю, Ханна опередила меня звонком?
— Она беспокоилась за тебя, — ответил Ник из другой комнаты. — Сказала, ты не моргнув глазом отдала ей ключи от внедорожника. Это совершенно вывело ее из равновесия. Да, она просила передать — все на мази. — Ник вышел из спальни в чистой футболке. — «Герцогиня» не поделилась новыми замыслами, но обещала, что ты расскажешь все эпатирующие подробности.
— Эпатирующие — подходящее определение, — согласилась я, вспомнив экстремальный план Ханны позвонить в «Пост» и выложить шокирующую правду о гнусном плагиате и попранной невинности, смешав в голосе равные части страха («Джин Стьюбен боится попасть в немилость корифея современного дизайна») и праведного гнева («Но нельзя же спокойно стоять и смотреть, как…»). Ничего не получится. Слишком много сил придется потратить и слишком много кусочков головоломки сложить в единую картину, чтобы пригвоздить Марка к позорному столбу, как он того заслуживает. Но это ничего: на сцене появился папа, который, досрочно прибыв из Италии, встал у стен Таллулаленда и отразил нападение захватчиков. К тому же у меня был Ник — вон он, натягивает джинсы, дурацки улыбается и заявляет, что нам нужно объясниться, хотя есть масса других занятий, к которым у него куда больше лежит душа.
Всем существом ощущая покой и счастье, я закрыла глаза, вспоминая, как в кафетерии «Слоу-Кеттеринг» мама держала меня за руку, пристально глядя в глаза, и убеждала со всей силой, которая у нее оставалась, — со мной все будет в порядке и без нее. И впервые в жизни я в это поверила.
