Дивное лето - [51]

— Да-да, доставить удовольствие тебе и мне, если хочешь знать!.. — Клара уже плакала. — Все ради нас, запомни хорошенько, для папочки это только лишняя морока, это великая жертва, ему пришлось бросить работу, прервать переговоры с какими-то там его партнерами…

— Моими партнерами! — нервно рассмеялся Шандор.

Но Клара продолжала с нарастающей яростью:

— Да, да, и вообще он сыт по горло всякими поездками, перелетами, бесконечными ужинами в иностранных гостиницах, этими мерзкими барами, где ему, бедняжке, приходится сидеть и пить часами, и нам с тобой следует вести себя паиньками да поблагодарить его хорошенечко за то, что он соизволил совершить это путешествие в нашем обществе!.. Поэтому быстро надевай эти проклятые плавки, если не хочешь скандала!..

— Не нужно ничего надевать, — обиженно сказал Шандор.

— Ну отчего же!

— И разговаривать так не нужно!

— Никак я не разговариваю, я только хочу, чтобы ребенок не портил тебе отдыха!

— Он и не портит…

— Ну тогда я.

— И ты не портишь. Не говори глупостей.

— Я всегда говорю глупости. Зато ты вращаешься среди людей, которые никогда не говорят глупостей. Что ж, прошу прощения. Очень сожалею. Конечно, тебе неприятна моя…

— Ничего мне не неприятно. И вовсе… — Шандор почувствовал, что в голове у него пустота, полная пустота, слова не приходили на ум. Он даже не знал толком, что хочет сказать. Он не понимал собственного раздражения и уже жалел, что вообще затеял этот разговор. Шандор посмотрел на сына. Мальчик, побледневший, с расширенными глазами, стоял у окна: он торопливо расстегнул пояс и вылез из штанов. Мальчик был худенький, большеглазый, с мягкими волосами. На мать похож. Глядя сейчас на их испу-ганные лица, Шандор еще сильнее осознал это сходство. — Я просто хочу, чтоб был порядок… — смешавшись, закончил он. — И не понимаю, почему из-за этого нужно устраивать такую бучу? Я же ничего не сказал такого… — Он настороженно замолчал, ожидая ответа жены, но после своей вспышки она, обессиленно ссутулившись, не шевелясь, сидела на диване. — Разве не правда? — тупо продолжал он, — И никакая это не жертва, мне здесь… нам здесь очень хорошо. Вот вчера как мы замечательно провели время. У тех камней, где черные ракушки… А устрицы в ресторане. Вы ведь первый раз ели устриц, так? Ну вот видите! И Шандри понравилось, вы оба были довольны. А моторка? А остров Крк!..

— Ну да, теперь морской прогулке каюк.

Он разозлился, но тут же почувствовал справедливость упрека.

— И вовсе не каюк, — запротестовал он. — Мы еще поездим. Ведь у нас еще целых десять дней…

— Скажите пожалуйста, десять дней! — язвительно рассмеялась Клара.

— Да, десять дней, — Он старался подавить раздражение, обойтись без нравоучений, чтобы угодить им. — Мы ведь приехали, чтобы все посмотреть, все попробовать, чтобы разумно провести время, разве нет?

— Тебе лучше знать.

— Но это от всех нас зависит. А если я иногда учу Шандри уму-разуму, так для его же пользы, он еще многого не понимает…

— Да учи, пожалуйста.

Он хотел было пропустить это замечание мимо ушей, но на него опять нахлынуло негодование:

— И учу! Потому что чувствую свою ответственность, вот и учу… — Он закурил сигарету, долго тряс спичкой, медленно выпускал дым, пытаясь выиграть время — вдруг они соберутся на пляж или что-нибудь произойдет, и можно будет замять этот разговор. Он знал, чем дальше, тем станет хуже, но сам все-таки не сказал: ну ладно, подъем, пошли купаться. А те двое, мальчик и женщина, и вовсе не шевелились. Клара скрючилась на диване, Шандри, уже в плавках, с маской в руке, не отходил от матери; он был пепельно-серым и дрожал, как всегда, когда родители ссорились. Неподвижность их была ему невыносима. — Шандри! — позвал сына отец и, отвернув простыню, сел на край двуспальной кровати. — Поди сюда!

Шандри покосился на мать, по она молчала, и мальчик неохотно подошел к отцу.

— Я хочу тебе что-то сказать, мой мальчик. Тебе уже двенадцать лет, так ведь?

— Что тебе нужно от ребенка? — встрепенулась Клара.

Шапдор словно не слышал.

— Двенадцать, да, мой мальчик?

— Да.

— Ну вот. Когда мне было двенадцать лет…

— Прекрати, пожалуйста!

— Я с Шандри разговариваю, а не с тобой!.. Когда мне было двенадцать лет, я два раза в неделю ездил на велосипеде за десять километров от дома на мельницу за мукой. На разбитом велосипеде, понимаешь? — Мальчик нехотя кивнул. — Смотри на меня, слышишь! Сейчас я скажу тебе что-то очень важное… — Шандри чуть отодвинулся, чувствуя неловкость от близости отцовского лица. — Слушай внимательно! Даже этот велосипед уже был великое дело, не то мне пришлось бы идти пешком, Знаешь, как тяжело тащить десять килограммов муки? Ты вообще знаешь, что такое вес в десять килограммов? — Мальчик не решался ответить, стоял столбом. — Думаю, не знаешь. Мука тогда была на вес золота. Мы в то время на хуторе жили, на Алфельде. Потому что Будапешт бомбили.

— Ты уже говорил, — тихо сказал ребенок.

— Ты ему уже тысячу раз это рассказывал!

— Нет, не рассказывал. Десять килограммов довольно тяжелый груз для двенадцатилетнего мальчика, правда ведь? Представь к тому же, что я не доставал до седла. Десять километров туда, десять обратно…