Диверсия высочайшего уровня - [7]

Поселились мы в отеле «Холидей Инн», расположенном в центре Киева, сняли полностью три этажа. Несмотря на падение цен на энергоносители, Газпром жил на широкую ногу и от роскоши отказываться не хотел.

Поселили нас быстро. Дело обошлось без всяких пикетов у отеля.

Мне, по моему собственному желанию, достался номер в конце коридора. Я прикрепил в углу под потолок камеру и вывел ее на ноутбук. Она будет активироваться всякий раз, как только произойдет какое-то движение. Эта камера разработана в США для наблюдения за детьми и бебиситтерами. Она будет работать и ночью. Я почему-то не люблю сюрпризов.

Закончив с этим, я спустился вниз и дал портье двадцать долларов. Тот все понял.

Киев…

Я часто бывал в этом городе, но надолго задержался только один раз, в две тысячи пятом. Произошла Октябрьская… тьфу, Оранжевая революция, и я был в составе спецгруппы, которая восстанавливала агентурную сеть в городе. Мы латали дыры, вербовали новых агентов, заводили контакты.

Прикрытие было то же самое – энергетика. Власть, которая пришла на смену циничному многовекторному Кучме, оказалась строго прозападной. Нам надо было дать ей понять, что это в принципе никоим образом не совместимо с низкими ценами на энергоносители.

Как оказалось, новая власть все прекрасно понимала и даже приветствовала наши усилия. Потому что десятипроцентный откат от пятидесяти долларов – пять, а от ста – уже вдвое больше. Остальное неважно. Ведь ты ничего не платишь, а только кладешь в карман откат.

Мы уже тогда знали истинную канву переговоров и соотносили это с тем, что видели и слышали на улицах. К нам приходило понимание – не избежать беды.

Через темный ход отеля, пару улиц и проходных дворов я выскочил на Крещатик и пару раз проверился. Похоже, за мной никто не шел. Но оставался еще беспилотник. Поэтому я пошел к станции метро.

Должен сказать, что Киев производил весьма мрачное впечатление. Серая слякоть неубранного снега, множество закрытых кафе и магазинов, обтрепавшиеся рекламные щиты. Из некоторых окон многоэтажек торчат дымящиеся трубы печек-«буржуек». Люди идут торопливо, смотрят под ноги, чтобы не поскользнуться.

У банков кружит шпана в черных дубленках и пуховиках, стоят машины с плакатами под стеклом – куплю доллары, евро, золото. Черный курс давно и безнадежно оторвался от официального и составляет уже семьдесят гривен за доллар. По тридцати меняют лишь приближенные к самым верхам, те, кто получил доступ к разворовыванию кредитов МВФ. Как и у нас в России в девяностых, ничего хорошего эти кредиты не дали.

И везде кругом – ненависть, ненависть, ненависть. Она как болячки на коже, как радиация. Ты знаешь, что не можешь ее чувствовать, но вот она, никуда не делась. Озлобленные взгляды в спину, граффити нецензурного содержания на каждом шагу, жовто-блакитные прапоры в самых неожиданных местах – на балконе, на бортах дорогого джипа. Много плакатов с надписями, извещающими о том, что здесь розмовлвляют тильки украинскою мовою. Не исключено, конечно, что хозяева этих заведений действительно такие патриоты, но, скорее всего, они просто боятся погромов.

На углу торчит разоренный и разграбленный ларек, где когда-то продавалось мороженое. Около него трутся какие-то личности, греют руки у костра, разведенного в железной бочке. Возможно, владелец этого ларька не хотел розмолвляти тильки украинскою. Или же он отказался платить дань вооруженным бандам рэкетиров, легализованным под вывеской батальонов территориальной обороны нацгвардии.

А вон на столбе объявление: «Силовая поддержка» и номер мобилы. Это уже что-то новое, такого я не замечал здесь даже в девяностые. Тогда тут существовал хоть какой-то порядок. Были группировки, зоны влияния, разборки в основном не выходили за пределы очень узкого круга. А тут звони, вызывай бригаду с той же обыденностью, как снимаешь проститутку. Надоел сосед, не пролонгируют кредит в банке, стукнули машину и отказываются платить – вызываешь. Это насилие будет касаться всех. И просто так оно не закончится.

Я нырнул в метро, испачкав ноги в грязном месиве на полу, который никто не мыл по крайней мере несколько суток. Проезд стоил шесть гривен.

Внизу на станции спали люди. Многие в военной форме, бундесовском флектарне. Рядом вещи в рюкзаках или картонных коробках. Видимо, метро стало их домом. Здесь тепло, и станции есть по всему городу. Метро – это не место для жилья, но никто не знает, что делать с этими людьми.

Я проехал три остановки в одну сторону, потом – столько же в другую. Вроде не следят.

Я пересел на другую линию и вышел на железнодорожном вокзале.

Послушайте мой добрый совет. Если вам надо легализоваться в городе, приобрести все необходимое, то начинайте с вокзала. Там всегда стоят тетеньки и предлагают комнаты на съем. Это куда лучше любой гостиницы, потому что тетенька не платит налогов и будет молчать. На каждом вокзале можно купить пожрать, даже украсть, если припрет. Здесь обязательно тусуется всякая шпана, у которой можно узнать, что да как. Если правильно спрашивать.

Киевский вокзал был слепком со всего остального города. Та же грязь, толпа, много людей в камуфляже, масса ларьков, запах жареного. Тетки с квартирами, мужики с машинами, нищие просят милостыню, крысы шмыгают прямо под ногами. Грязища – месиво из воды, остатков снега, мусора и грязи. Милиция, которая и не пытается со всем с этим справиться, сержант, прихлебывающий кофе из пластикового стаканчика и озирающий происходящее пустым, равнодушным взглядом. Крики торговок, шум поездов.