Диверсанты Второй мировой - [83]

«…На трехмесячные курсы военных переводчиков, открытые в авральном порядке в начале сентября 1941 года (до войны в штатах Красной Армии такой должности не было), мы поступали вчетвером: Женька Ананьев, Женька Кашников, Миша Любарский и я. Потом, в октябре 1941 года, когда курсы из Москвы перевели в город Ставрополь-на-Волге, к нам добровольно присоединилась, умолив родителей, наша сверстница и любовь Жени Ананьева — Таня Дагаева… Они и на войне хотели быть вместе. Для долгого счастья им не хватило одного — жизни. Война развела нас всех по разным фронтам. Военная переводчица 57-й резервной армии Татьяна Дагаева погибла летом 1942 года на Юго-Западном фронте при выходе из окружения. Подробности неизвестны, могила ее не установлена. Женя Ананьев погиб еще раньше, в январе 1942-го под Москвой. Он получил назначение в разведотдел 50-й армии. По одной версии, он погиб в тылу врага, будучи в составе разведпартии, по другой — его убил пленный офицер на допросе выстрелом из не обнаруженного при обыске пистолета. Зимой 1942 года прибыл со ставропольских курсов на фронт под Москву добродушный силач Женя Кашников, прозванный „Портосом“. Был, как и Ананьев, послан в разведку и погиб. Точнее, пропал без вести. Его мать до конца своих дней отказывалась верить в гибель сына, время от времени звонила мне и спрашивала, нет ли каких вестей о Жене или хотя бы о тех, кто был рядом с ним в последнюю минуту.

Прирожденный музыкант Миша Любарский, даже в школе не расстававшийся со своей любимой флейтой, окончил ставропольские курсы позднее всех и попал на фронт лишь весной 42-го. Он дошел до Румынии. Приказом от 02.09.1944 года по 34-му стрелковому корпусу военный переводчик старший лейтенант М. А. Любарский был награжден орденом Отечественной войны. Но об этой награде Миша так никогда и не узнал. 3 сентября 1944 года он скончался от ран в госпитале и был похоронен на братском кладбище советских воинов в румынском городе Констанца…»[200]

В числе специальных учебных заведений, преподававших в годы Великой Отечественной войны основы конспиративной деятельности на вражеской территории, необходимо также упомянуть так называемую «Школу Коминтерна», созданную осенью 1941 года при Коммунистическом Интернационале, координировавшем с 1920-х годов из Москвы деятельность коммунистических партий многих стран мира.

Школа была создана в райцентре Кушнаренково в Башкирии по соседству с Уфой, куда было эвакуировано из прифронтовой Москвы коминтерновское руководство. В связи с тем, что школа разместилась в огороженном высоким забором здании дореволюционной постройки, где до войны располагался сельскохозяйственный техникум № 101, это условное обозначение закрепилось в официальной переписке и за самой школой.

Костяк слушателей школы составляли дети переехавших в СССР коммунистов политэмигрантов, одинаково свободно владевшие русским и родным языками, в том числе уже успевший повоевать против гитлеровцев сын лидера югославского Сопротивления Иосифа Броз Тито Шарко и 16-летняя Амайя Ибаррури — дочь лидера испанской коммунистической партии Долорес Ибарурри. Правда, из соображений конспирации эти и все остальные слушатели школы, многие из которых хорошо знали друг друга еще до войны и эвакуации, были вынуждены называть друг друга по псевдонимам, придуманным для них директором школы А. И. Антиповым, который до войны возглавлял делегацию ВЛКСМ в молодежной секции Коминтерна — Коммунистическом союзе молодежи (КИМ).

Подробные воспоминания об учебе в «сельхозтехникуме № 101» привел в своих мемуарах «Революция отвергает своих детей» живший в Москве с середины 1930-х годов сын немецких политэмигрантов Вольфганг Леонгард:

«…Школа Коминтерна была разделена на отдельные национальные секции. У каждой группы был свой преподаватель и представитель от учеников. Испанская группа была самая многочисленная, в ней было 30–40 курсантов. Немецкая, австрийская, судетско-немецкая и болгарская группы состояли из 15–20 человек, а остальные группы были еще малочисленнее. Англичане и американцы в школе Коминтерна не были представлены вообще. Большинство курсантов немецкой группы в школе Коминтерна были, как и я, молодые люди, комсомольцы, выросшие и получившие воспитание в Советском Союзе.

В школе нас учили писать листовки, но и изготовлять их в строжайших условиях подполья. В засекреченной школе Коминтерна находилось еще более засекреченное место — маленькая химическая лаборатория. Там нас знакомили со всевозможными способами изготовления подпольных листовок, а также разбирали вопросы, как достать необходимые для этого предметы, после чего каждый из нас должен был сам на практике изготовить листовки. Преподавание было поставлено очень серьезно, но нам запрещено было делать какие-либо записи. Мы должны были все держать в голове.

Вскоре после моего прибытия в школу у нас начались военные занятия, для руководства которыми были назначены специальные начальники групп, в то время как преподаватели и старосты групп превращались в простых „рядовых“. Почти все руководители групп и командиры „частей“ были партработниками с опытом испанской гражданской войны. Военная подготовка состояла из строевых занятий, изучения оружия и занятий по стратегии и тактике у ящика с песком. Требования на этих занятиях для тех, кто никогда подобными вещами не занимался, были чрезвычайно высоки. Мы должны были в кратчайший срок изучить не только обращение с ручными гранатами и минометами и с предельной быстротой разбирать и собирать револьверы, винтовки, легкие и тяжелые пулеметы, но и выучить, как по-русски, так и на родном языке, все связанные с этим делом названия…»