Диверсанты - [32]

Янычару стало невыносимо одиноко и очень страшно. Он замер ничком.

«Господи! Господи! Спаси и сохрани, Господи! — шептал капитан исступлённо. — Господи, Боженька, если Ты слышишь меня, спаси и сохрани!»

Очень хотелось повернуться и бежать, бежать как можно дальше от кошмара, от ходящей ходуном, гудящей взрывами земли, от свиста пуль, треска автоматных и пулемётных очередей. Но неведомая сила толкала вперёд.

Как её назвать? Долгом? Безумием? Храбростью?

Какая к чертям храбрость, когда всё подавляет сильнейший первобытный инстинкт — жить.

Жить!

Распахивая грязь телом, как грейдер лопатами, капитан пополз, утопая локтями, вдыхая мирный запах земли, землицы, знакомый с детства, теперь такого далёкого и даже как будто нереального.

Он надеялся, что незаметен пока для фйдеров, что извозюкался весь и слился с полем. Ну и хорошо, пусть не видят как можно дольше, лучше уделаться в грязи, чем в крови.

На пути попался получивший множественные осколочные ранения тот самый офицер, что распекал босоногого солдата.

Как же его оставили? Почему не вытащили? Бросили при паническом бегстве, чёрт бы побрал таких вояк. А он их ещё хвалил — зверюги, мол…

Офицер смотрел полными муки глазами, блестевшими на сером от боли, осунувшемся лице.

— Пить… — попросил он. — Пить…

— Нету, братишка. Прости, — выдохнул виновато Янычар, чувствуя, что и сам вдруг захотел пить. Так захотел, что даже сквозь грохот боя мысленно услышал журчание чистой водички.

— Пить… — просил офицер.

Капитан обогнул раненого и пополз дальше. Вот и та сгоревшая «восьмидесятка». На броне лежат два убитых танкиста. Не успели выпрыгнуть, застрелили… Сквозь прогоревшие комбинезоны видна запёкшаяся багрово-чёрная плоть.

Туркалёв помнил, как особист говорил, что рвануло метрах в пятидесяти левее танка, тело отбросило ещё левее.

Тут капитан чертыхнулся. Всё это время он неосознанно полз к танку, ища укрытия, то есть, сбился с предполагаемого пути, по которому тащили тело Любимова.

Может, планшет уже где-то позади, а он всё это время зря лезет вперёд? Захотелось немедленно вернуться. Янычар подавил внезапную слабость и пополз левее танка — где, по словам майора, взрывом убило Николаича. До сих пор не верилось, что его уже нет. Может, особист ошибся? Хотя вряд ли. Не стал бы тогда поднимать шухер из-за планшета.

Если уж Смерть забирает таких, как Николаич, кто ж тогда драться будет на этой грёбаной войне?

Вот она, воронка от взрыва. Рядом чья-то оторванная по локоть рука и несколько изувеченных тел, застывших страшной неподвижностью.

Янычар приподнял голову, осматриваясь по сторонам, мысленно благодаря Бога, что в него пока никто не стрелял.

«Ну, где же этот планшет… Разве тут можно что-то разобрать в этакой грязище? — думал он. — Так… тело Любимова отбросило ещё левее от взрыва. Со слов солдата, в этот момент планшет был ещё на нем… Ползём ещё левее… Вот он!!! Вот он, родненький!»

Янычар сразу узнал планшет командира: видел не один раз. Обтянутый камуфлированной тканью тот лежал себе чистенький, словно аккуратно положенный, чтобы не замарать, словно хозяин где-то рядом и вот-вот поднимет его.

Схватив планшет, как зверь хватает добычу, капитан быстро пополз обратно. В этот момент справа хлестанула высокими грязевыми фонтанчиками очередь и тут же ещё одна.

Янычар перекатился влево и вовремя. Там где он лежал, грязь хлёстко взорвалась быстрым прочерком подлетающей вверх сырой земли.

«Пристрелялись, сволочи!» — пронеслась паническая мысль.

Не выдержав, Туркалёв вскочил и, несмотря на тяжёлый уделанный грязью бронежилет, пудовые от той же грязи берцы, съехавшую на глаза каску, успел сделать несколько больших прыжков, как вдруг в спину два раза подряд быстро ударили тяжеленной кувалдой.

Сбитый ударами, он пролетел вперёд, упав лицом в грязь.

«Вот и всё… — вплыла в сознание отстранённая мысль. — Всё, убили… Мне не больно… Ну и хорошо, что не больно…»

Однако сознание не туманилось, он всё понимал и слышал. Сосредоточившись, прислушался к ощущениям. Вроде, горячее по телу не бежит. Опасливо пошевелившись, боли не почувствовал.

«Жив… Жив!!! Господи, Боженька, миленький, спасибо Тебе! Спасибо…»

Лишь обозначив движение, чутко замер, сжавшейся душой ожидая автоматной или пулемётной очереди.

Не стреляли.

«Наверное, решили, что убит, — подумал он с маленькой толикой надежды. — А броник-то выдержал, хороший достался… Что делать? Ждать ночи? Да, правильно, потом выйду.

Его великолепно придуманному плану не суждено было сбыться: фйдеры пошли в контратаку.

В отличие от противника они вначале обрушили шквал огня на чужие позиции. Тот ад, что разверзся прежде, теперь казался детской шалостью. Грохот стоял такой, что голова ничего не соображала.

Хотелось, чтобы этот кошмар закончился немедленно, не причинив слабому уязвимому телу никакого вреда. Хотелось навсегда уехать, уйти, уползти от войны, не слышать её больше, не видеть и никогда не вспоминать.

Растянувшись цепью, фйдеры при поддержке брони пошли вперёд.

С каждым шагом расстояние между ними и Янычаром сокращалось, оставляя всё меньше и меньше шансов на спасение.

Капитан пополз, уже особо не укрываясь, но ещё не рискуя встать и побежать, памятуя о двух попаданиях в спину, к счастью, скомпенсированных бронежилетом. Всё-таки есть смысл в этой тяжеленной сбруе, иногда она может спасти жизнь. Вот если бы ещё не мешала ползать.