Диван для Антона Владимировича Домова - [77]

Шрифт
Интервал

Тоша опустился рядом с Кири на колени, чуть приподняв ее маленькое, невесомое тело. Малышка едва заметно вздрагивала и глядела на него своими красивыми глазами, очерченными длинными ресницами. Антон отчего-то тоже не мог оторвать взора от нее. Ее теплая кровь стекала по его пальцам и капала на джинсы.

— Демонов больше не будет? — спросила Кири тихо.

— Нет, — еще тише ответил тот.

— Хорошо, — девочка словно бы расслабилась и закрыла глаза.

В горле Антона засвербило, и он неосознанно сглотнул. Взявшись за рукоять, Домов аккуратно вытащил из ее тела кинжал и прижал рану рукой. Она даже не пикнула.

— Кири, — обратился он к ней шепотом.

Та не отреагировала. Ее бледное лицо было умиротворено и спокойно. Прямые блестящие волосы мягкими прядями укрывали его часть, контрастируя чернотой. Пухлые бесцветные губы были чуть приоткрыты, а веснушки каким-то образом словно исчезли, выцвели без следа. Ни одной капельки жизни не осталось в ее милом и невинном облике.

— Кири, — повторил Антон. — Утром, по дороге, пока ты спала, я купил пирожки. С вишней и капустой… Твои любимые… Кири!

Ее имя эхом вторили арки и стены. Они тоже звали малышку. Приглушенно, но требовательно, будто сами хотели услышать ее.

— Кири, — голос Домова отчего-то сорвался, и он, ощущая какую-то пустоту в груди, согнулся над ее телом, обессиленный и опустошенный. Не так, как тогда, когда понял, что Майкла больше нет, а как-то по-новому, по-настоящему. — Ты слышишь, Кири?

Но ответом ему была тишина.

От режущей боли в глазах Тоша зажмурился, да так сильно, что та лишь усилилась.

— Что мне теперь с ними делать? — спросил он. — Я ведь… не люблю ни с вишней, ни с капустой…

НАКОНЕЦ — Я И ОН…

Тук-тук… тук-тук… стучало сердце, отдаваясь в ушах эхом жизни гулко и тяжело, но только не ее…

Осторожно, стараясь не коснуться его кожей, Антон убрал кинжалом серп Кири обратно в шкатулку (причин не верить девочке у него не было), подобрал лампу, а затем положил все это ей на живот. Затем он встал, взяв малышку на руки. Ее омертвелое тело так безжизненно повисло на его руках! Тонкие ручки и ноги в полюбившихся кроссовках болтались, с длинных прямых волос капала вязкая кровь, ударяясь о плитку, разлетаясь в разные стороны, оставляя темные кляксы. И так это было неправильно, что от одного вида этой картины у стороннего наблюдателя разорвалось бы сердце.

Он сделал шаг, собираясь покинуть церковь, но вдруг ощутил, как волосы на его теле поднялись, будто бы наэлектризованные. Знакомое чувство не несло за собой ничего хорошего. Не долго думая, Домов положил Кири на скамейку, стоявшую неподалеку. И как раз вовремя — в эту же секунду входная дверь хлопнула, затворившись. Мгновение, и из-за поворота показался стройный строгий силуэт.

Ухмылка сама наползла на лицо Домова и черные глаза довольно блеснули. А вот выражение вошедшего, наоборот, изменилось на встревоженное, что было вполне объяснимо, ведь перед своим взором он увидел кучу трупов, в том числе и того, кому верой и правдой служил уже долгие годы. Посетитель, видимо, хотел было кинуться к телу Майкла, но замер и уставился на Тошу холодным сосредоточенным взглядом.

— Долго я тебя искал, — сказал тот.

— И как же удалось?

— Не ты один на это способен.

Парень еще раз оглядел окровавленное место битвы и вновь остановился на Домове, чей вид сам собой представлял откровенный вызов.

— Не думал, что выйдет, — признался он честно. — А то не стал бы ждать или хотя бы из поля зрения тебя не выпустил.

— Сюрприз. Ты счастлив? — пошутил Антон.

— Безмерно.

Дмитрий глубоко вздохнул.

— Ты идиот, Домов, — сказал он сожалеющим тоном. — Совершеннейший.

— Можно поинтересоваться, на каком основании сделано это утверждение?

— На основании наблюдения.

— А, ясно, — кивнул Антон, словно эта версия для него звучала вполне правдоподобно и приемлемо. — Ты поэтому меня ненавидишь?

— А ты по какой причине?

— Не знаю, ненавижу и все.

— Значит, ничего не поделаешь.

— Значит, ничего, — согласился Тоша.

Одновременно кинувшись друг к другу, их тела сплелись в смертельном быстром танце. Взмах, удар, уклонение, блеск металла, привкус крови. Боль, как отголосок близости. Движение, жажда, безумие, радость… Все переплелось, смешалось, чувства, опасения, желания… Большой котел бурлящего бульона сражения с запахом ярости, приправленный пряной местью. Они не замечали ничего вокруг и позабыли обо всем, охваченные тем, что с ними происходило, жившие только одним этим боем, несшим как муки, так и наслаждение.

В какой-то момент от обоюдного импульса их откинуло в разные стороны.

— Ты полный придурок, Домов! — тяжело дыша, выкрикнул Дмитрий. — Ты и не представляешь, что наделал!

— Что же? Убил твоего мессию?

Они снова схлестнулись, но вскоре вновь оказались порознь, причем на довольно приличном расстоянии.

— Майкл, возможно, и не был святым, но он делал верное дело…

— Верное? Строил светлый мир по своему убеждению?

— Ты не понимаешь!

— Я действительно не понимаю. Его кровавая империя убийц — верное дело?

Тоша уклонился от летящего в него ножа.

— Ты служил безумцу!

— Но, — на сей раз Дмитрию пришлось уворачиваться, — это ты сделал его таким!


Рекомендуем почитать
Добро пожаловать в Москву, детка!

Две девушки-провинциалки «слегка за тридцать» пытаются покорить Москву. Вера мечтает стать актрисой, а Катя — писательницей. Но столица открывается для подруг совсем не радужной. Нехватка денег, неудачные романы, сложности с работой. Но кто знает, может быть, все испытания даются нам неспроста? В этой книге вы не найдете счастливых розовых историй, построенных по приторным шаблонам. Роман очень автобиографичен и буквально списан автором у жизни. Книга понравится тем, кто любит детальность, ценит прозу жизни, как она есть, без прикрас, и задумывается над тем, чем он хочет заниматься на самом деле. Содержит нецензурную брань.


Начало хороших времен

Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.


Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!