Диван для Антона Владимировича Домова - [32]

Шрифт
Интервал

Домов свернул в коридор налево. Он просто шел вперед, открывая все двери по пути. По описанию Соколова он знал, что это были личные кабинеты ученых, но ему хотелось удостовериться, что никто из трудоголиков не остался на работе. Его опасения не подтвердились. Вся рекреация была пуста.

Он еще раз свернул и наконец попал туда, куда больше всего стремился. Помещение, отведенное для подопытных, — загон для людей, чаще всего и не представляющих, что за участь им выпала. Безразлично пройдя меж застекленными отделениями, полными то полуживыми, то весьма энергичными обитателями, что-то кричавшими с той стороны своей тюрьмы, он следовал дальше, ища взглядом лишь одну фигуру. Дойдя до конца, Антон ощутил некую растерянность и, развернувшись, повторил свой путь, так как не нашел ожидаемое. Но и вторая попытка не принесла результатов.

«Куда же они ее запихнули?»

Он двинулся дальше, вновь просто отворяя все двери на своем пути, пока не уткнулся в стену, оснащенную современным сложным замком. «Обитель смерти, — вспомнил Тоша слова Соколова-младшего. — Вот и ты!»

Домов без труда сделал все так, как научил Анатолий, и ящик Пандоры был открыт…

Антон зашел внутрь. Он знал, что современное оборудование и какие-то сложные защитные системы под этими сводами заблокировали его способности — еще одна мера предосторожности против возможного недовольства детей семи судей, но, это, разумеется не вызвало в нем страха и не остановило его.

В одном из помещений, тоже защищенным кодом, он обнаружил тело молодого мужчины, лет тридцати. Оно лежало на белоснежной кровати, стоявшей посреди совершенно пустой комнаты, накрытое простыней до середины груди, которая не вздымалась, естественно подчиняясь дыханию. Иссохшее лицо мужчины было бледно, даже серо, под глазами его виднелись темные круги, пухлые губы растрескались, и яркая кровь на них запеклась. На тонких, будто ветки, руках вздулись вены. Бесцветные волосы аккуратно лежали на подушке. Тоша подошел к своему собрату, разглядывая это существо. Его вид не вызывал в нем никаких чувств.

От зорких и любопытных глаз нарушителя не укрылась очевидная истина — то, что лежало перед ним, хоть, казалось, и не дышало, было еще живо. Антон не удивился. Соколов говорил что-то об одном из детей, который вскоре должен был покинуть этот бренный мир и чьи жизненные процессы бесповоротно замедлились, подготавливая его к концу. Кинув прощальный взгляд на умирающего, Тоша вышел из его одинокой и холодной камеры.

Он помнил, что детей в институте осталось двое, и хотел поглядеть на второго. Несколько комнат были пустыми, хотя их убранство намного отличалось от той, в которой готовился к смерти первый узник, — мягкая мебель, книжные полки, даже ковры. В одном из помещений все еще лежали разбросанные игрушки. На ум тут же пришли три мальчика с именами, состоящими из одной буквы.

Наконец, отворив последнюю дверь, Домов встретился и с другим своим собратом…

Комната, в которой он находился, была ярко освещена многочисленными лампами, пестрящими разной формой, цветами, размерами. Белые обои на стенах как будто отражали их свет, преумножая его. И это царство электричества после полумрака коридора ослепляло. Тоша инстинктивно зажмурился, когда резкая боль прорезалась от этого неумолимого света.

— Ты пришел за мной? — услышал он тонкий тихий голосок и, открыв глаза, попытался разглядеть его обладателя.

После нескольких минут привыкания ему это удалось.

Тем, кто был заключен здесь, оказалась совсем еще юная, хрупкая, как статуэтка, маленькая девушка, явно восточной национальности. Видимо, японка. Она была одета в белую, слишком широкую для ее худого тела, кофту с несоразмерно длинными рукавами, спускающимися почти до колен, неприятно напоминающую этим смирительную рубашку, и столь же болтающиеся на ней белые штаны. Ее густые черные, словно воронье крыло, волосы, доходящие почти до поясницы, были распущены, а карие глаза, обрамленные длинными ресницами, широко раскрыты. Бледная кожа ее милого лица была покрыта редкими веснушками. В руках у нее находилась какая-то узкая шкатулка из темного дерева, размером с книгу, и такая же тонкая.

— Ты пришел за мной? — повторила узница, глядя на Антона.

— Нет, — сказал он.

— Тогда зачем?

— Не знаю. Просто хотелось взглянуть на кого-то, кто такой же, как я.

— И что ты увидел?

— Просто девочку.

— А что желал увидеть?

— Ммм… — Тоша смутился. Он и сам этого не знал. — Кого-то, у кого в глазах сама смерть.

— Тогда приглядись… — она шагнула к нему.

Антон послушался. Он присмотрелся к ее узким карим миндалевидным очам. Они были достаточно красивы. Их радужка, в которой пигменты рисовали причудливым узором витиеватые линии, была темна, но не так, как у Антона, чьи глаза имели цвет ночи. Длинные густые ресницы — на зависть девчонкам. Такие глаза можно было без труда встретить на постерах, рекламирующих тушь. Но одного взгляда на них хватило Тоше, чтобы увидеть то, что скрывается за их видимой прелестью…

Это было то же, что он разгадал и в Дмитрии, то же, что показывалось ему каждый раз, когда он стоял напротив зеркала…

Монстр, глядящий изнутри.


Рекомендуем почитать
Рок-н-ролл мертв

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слова и жесты

История одной ночи двоих двадцатилетних, полная разговоров о сексе, отношениях, политике, философии и людях. Много сигарет и алкоголя, модной одежды и красивых интерьеров, цинизма и грусти.


Серебряный меридиан

Роман Флоры Олломоуц «Серебряный меридиан» своеобразен по композиции, историческому охвату и, главное, вызовет несомненный интерес своей причастностью к одному из центральных вопросов мирового шекспироведения. Активно обсуждаемая проблема авторства шекспировских произведений представлена довольно неожиданной, но художественно вполне оправданной версией, которая и составляет главный внутренний нерв книги. Джеймс Эджерли, владелец и режиссер одного из многочисленных театров современного Саутуорка, района Национального театра и шекспировского «Глобуса» на южном берегу Темзы, пишет роман о Великом Барде.


Маски духа

Эта книга – о нас и наших душах, скрытых под различными масками. Маска – связующий элемент прозы Ефима Бершина. Та, что прикрывает весь видимый и невидимый мир и меняется сама. Вот и мелькают на страницах книги то Пушкин, то Юрий Левитанский, то царь Соломон. Все они современники – потому что времени, по Бершину, нет. Есть его маска, создавшая ненужные перегородки.


По любви

Прозаик Эдуард Поляков очень любит своих героев – простых русских людей, соль земли, тех самых, на которых земля и держится. И пишет о них так, что у читателей душа переворачивается. Кандидат филологических наук, выбравший темой диссертации творчество Валентина Распутина, Эдуард Поляков смело может считаться его достойным продолжателем.


Чти веру свою

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.