Диван для Антона Владимировича Домова - [30]

— С чего вы это взяли? — с вызовом поинтересовался Евгений; кажется, его обидело подобное заявление.

— Я вижу это в твоих глазах, — ответил Домов и устремил свои собственные на собеседника.

Тот ощутил себя так, словно его разглядывали под микроскопом и неосознанно съежился. Да уж, эти страшные глаза могли видеть насквозь, без сомнения!

— Это так, — пискнул мальчик. — Я еще никогда… Но… я могу! Да!

— Угу, — совершенно безразлично подтвердил Тоша, вновь обратив свой взор на печеное, тем самым давая понять, что он не согласен.

— Я смогу! — капризничал парень, не желая, чтобы его не признавали.

— Как хочется самоутвердиться! — Домов отложил свой деликатес. — Ты помнишь, что мы с тобой о жизнях говорим? — ехидно поинтересовался он, поглядев на собеседника. — И ты пытался убедить меня, что не такой, как я?

— А… — тот снова был растерян. Опять его мораль была подорвана и измята. Он опустил голову, часто дыша, не понимая, что происходит и отчего он везде и всюду оказывается не прав.

— Слушайте, — обратился тем временем Антон к Соколовым. — Меня тут вот что удивляет — отчего это вы, парни, ничего не вытворяете рядом со мной? Времени, чтобы ощутить мое влияние, у вас было предостаточно!

— Вы говорите о побочных волнах? — спросил Анатолий. — Вы способны как-то воздействовать на людей?

— Да, неосознанно.

— Ясно. Среди подобных вам это встречается. Мы называем таких — «зараженными».

— Зараженными?

— Да, иногда у детей семи судей присутствует нестабильный ген, нарушающий в их организме нормальную работу того или иного отдела мозга, заставляя его мутировать. Это — как бы вам доходчивей объяснить? — и порождает силу, неконтролируемую его обладателем…

— Вполне доходчиво, — улыбнулся Тоша. — Продолжайте.

— Его влияние на окружающих похоже на волны, воздействующие на рецепторы и вызывающие ту или иную реакцию. Вот от близости Эн, например, становится плохо.

— Плохо? В каком это смысле?

— В прямом. Симптомы как при гриппе. Тошнота, головная боль. Даже температура. Но мы научились с этим бороться.

— Как?

— Под кожу вживляется чип, блокирующий позывы подобного рода.

— Он не влияет на естественные ощущения?

— Нет. Я объясню: видите ли, специфические нейроны — детекторы способны избирательно реагировать на совершенно определенные признаки среды, например только на определенную высоту звука. Волны, испускаемые «зараженным», довольно своеобразны. Их не спутаешь с чем-то иным.

— Хорошо, для меня вполне достаточно.

— И у меня и у брата, я лично сделал это с ним, есть этот чип, — Анатолий улыбнулся. — Мы защищены от вас, Антон Владимирович.

— Нет, — Домов улыбнулся в ответ. — Вы защищены от самих себя…

Соколовы лишь недоуменно переглянулись.

— Что с тобой, а, маньяк-любитель? — спросит Тоша у паренька. — Ты тоже не спешишь вытворить что-нибудь этакое.

— У меня тоже, и у отца… Подарок из института после одного дядиного приступа воспоминаний о родстве.

— Ясно. Это, в сущности, неплохо. Мне не нужны компаньоны, не способные взять себя в руки.

— Что же у вас за проявление-то такое? — поинтересовался Николай.

— Скажем так, не будь ваш брат так предусмотрителен, вы бы сейчас наслаждались своим главным пороком или слабостью.

— Вы влияете на подсознание, — Анатолий задумался. — Волны воздействуют на лимбическую систему. Видимо, на миндалевидное тело, возможно, на гипоталамус… Как у вас со сном?

— Со сном? — удивился Домов. — Вообще-то не очень… Стоит закрыть глаза и мой разум начинает надо мной издеваться.

— Кошмары?

— Изматывающие, нереальные, — кивнул Тоша.

— Я просто предположил, но, судя по всему, верно, — сказал Анатолий. — Помните, я говорил, что сила высасывает из вас жизнь? Все как раз связано с этим геном. Дело в том, что «сила», будем так это называть, воздействует не только на окружающих, но и на вас. Так что ваша собственная лимбическая система тоже расстроена, причем непоправимо. Это могло сказаться на вашем аппетите, но так как я лично видел, как вы премило поглощаете булочки, то это предположение сразу можно исключить. С эмоциями у вас напряженка, видно сразу, но не до аномалий. С памятью вроде тоже нет проблем…

— Вообще-то, проблемы и с тем и с другим. Совершенно не помню, что было со мной до четырнадцати, а что такое страх или паника, не знаю вовсе…

— Правда? — Анатолий покачал головой. — Странный вы субъект, Антон Владимирович! И какая ужасная сила — вызывать из нутра окружающих самое неконтролируемое! Ужасно нечестная и изощренная!

— Я вообще ужасный, — Тоша встал. — И Григорьев сегодня об этом узнает…

КОГДА МОИ ГЛАЗА УВИДЕЛИ КИРИ…

В воздухе витало предзнаменование бури. Наконец-то жара спала, и поднявшийся ветер разогнал марево, рожденное раскаленными на солнце бетонными зданиями, уродующими матушку-землю своими безликими и монотонно-серыми телами. Ночная пелена окутала все вокруг и по-южному непроглядная темень захватила собой этот город.

В тишине опустевших улиц иногда раздавались еще пока далекие раскаты грома.

Тоша стоял напротив института, глядя, как одно за другим гаснут окна, и здание погружается в сон. Рядом с ним сидел на качелях Евгений, сгорбленный и поникший, — совсем не тот энтузиаст, что молил о том, чтобы его взяли с собой. Видимо, близость к цели пугала его не только тем страхом, что вызван опасностью, но еще и тем, что появлялся, когда будущее становилось настоящим, а вот настоящее опять в будущее уже не превращалось…