Дива - [86]

При этом гладила ладонью по лицу; он не видел из-за светобоязни и бегущих слёз, но ощущал её руку и чуял, как утекает головная боль. И уже отчётливо запомнил момент, когда остановились на развилке возле указате­ля на охотбазу Костыля.

— Здесь ты уж сам дойдёшь, — сказала вдова. — Не бойся, открой глаза!

Он разлепил веки, протёр загноившиеся глаза — пе­ред ним и впрямь оказалась Дива Никитична. А была опасность, что всё это снится...

— А ты? — спросил Зарубин.

— Мне пора назад, — озабоченно проговорила вдо­ва. — Дракоши мои волков обложили, придётся самой на номер становиться... Завтра за тобой заеду! Вечером приходи на эту развилку.

Голова уже не болела, и на свет можно было смо­треть, но отупение чувств ещё не прошло. И когда маши­на Дивы Никитичны исчезла за поворотом, он спохватил­ся, что ничего не сказал ей, даже не поблагодарил. Пока Зарубин шёл к базе, окончательно пришёл в себя и по­старался затвердить всё, что слышал от Дивы Никитичны. А в большей степени старался убедить себя, что всё это было на самом деле, а не привиделось в токсикоман­ском бреду.

К счастью, отчитываться перед шефом, где он был со вчерашней ночи, не пришлось: Фефелов искал прин­цессу с воздуха, возглавив поисковую группу. Заруби­ну же рекомендовалось немедленно отправиться на по­иски с наземной, которая до сей поры не подготовилась к выходу из-за того, что Мидак и Кухналёв никак не мог­ли поделить власть...

16

Мидак оказался слабаком, схватился за голову и чуть ли не взвыл, когда обнаружилась пропажа принцессы, однако Кухналёв, как чело­век военный, мгновенно взял ситуацию под контроль и ко­мандование — на себя. Представитель МИДа опамятовался, у них началась распря, один отдавал приказ, другой его от­менял. Губернатор занял сторону своего начальника охра­ны, однако был уличён Мидаком в игнорировании распо­ряжений МИДа, негосударственном подходе и потерял авторитет. И только прилетевший по тревоге Фефелов су­мел примирить враждующие стороны, выступив посредни­ком. А если быть точным, то заперся с противоборствую­щими сторонами в егерской избе и в грубой форме отматерил обоих, популярно объяснив, что о результатах поиска будет докладывать лично министру. Полковник ФСБ и Мидак тут же договорились командовать вместе, дружно сдали шефу учёного Зарубина, который самоустранился, в поисках участия не принимает и вообще вроде бы сбежал. В общем, процесс, кажется, пошёл, по крайней мере, име­ющийся личный состав привели в боевое состояние и при­готовились к выезду. Этот дуумвират уже не интересовало бегство ожившего Митрохи; они рвались искать и спасать принцессу, пока король не проспался от княжеского напит­ка — хмельного мёда, не опамятовался и о ней не спросил и пока уполномоченный Фефелов не доложил министру о бездействии местных властей.

Всё благодушное отношение к Зарубину кончилось, полковник даже спрашивать не стал, где он всё это вре­мя находился, приказал немедленно садиться в машину и выезжать вместе с егерями на старую дойку. Тогда он был уверен, что исчезновение трёх человек сразу, тем бо­лее самого Недоеденного, без вмешательства нечистой силы не обошлось и никакой тут ладан не поможет.

На поле приехали только к обеду и застали здесь одно­го начальника охотуправления, генерала Гришу. Охранни­ки с ночи всё ещё прочёсывали опушку леса и прилегаю­щую местность в надежде найти хоть какие-нибудь следы и составить предположительную картину, что тут могло произойти. Оставленная в засидке винтовка принцессы и её куртка подвигали к мысли, что Её Высочество внезап­но схватили и понесли, как вчера самого Кухналёва, а Ко­стыль выстрелил и помчался догонять. Но в эту версию не закладывался явно сорванный бюстгальтер, подсказы­вая совершенно иное развитие событий. И уже совершен­но необъяснимые факты: лабаз и брошенные вещи — всё залито белым веществом, похожим на молоко.

Зарубин понял, что сейчас с него спросят за нечистую силу и приготовился к обороне, но на полковника напа­ла неожиданная рассудительность, можно сказать, даже просветлённость. Сказывалось влияние Мидака, кото­рый понимал значение уполномоченного министром Фе- фелова и на всякий случай застзшался за его подчинённо­го. Кухналёв отстал от учёного и тут же сам переиграл свою версию, вдруг вспомнив о воспылавшей страсти Не­доеденного к принцессе, на что указывали оставленные на лабазе предметы женского туалета. То есть принцесса бежала полуголой! И явно от сексуального домогатель­ства любвеобильного охотоведа.

По его рассуждению, Костыль, оставшись на лабазе вдвоём с принцессой, начал приставать к ней, а как он это делает, полковнику было известно. Утончённо воспитан­ная королевишна сначала сопротивлялась, отбивалась чем могла и плеснула в охотоведа молоком. Но всё же не выдержала наглого напора, попыталась убежать, и Ко­стыль бросился в погоню. Королевский охранник, быв­ший внизу и в некотором отдалении от лабаза, увидел побег принцессы и агрессивность Костыля, сделал преду­предительный выстрел и помчался спасать охраняемое тело. Но в какую сторону все они побежали, ночью было не разобраться. Откуда взялось молоко на лабазе — тоже. Ясно было одно: все эти события произошли в светлое время суток, судя по выстрелу, прозвучавшему в райо­не старой дойки, и фонарю Недоеденного, оставленно­му на лабазе.