Дива - [24]

В понятые меня брали! — мгновенно оправдался гит. — Когда Недоеденный на председателя написал и ко- миссию прислали из санэпидстанции. Помнишь, масло привозил?

Масло неплохое, — справедливо оценила жена. — Купил тебя Драконя куском. Они любую комиссию ку­пит! Вон даже губернатор не устоял перед нечистой си­лой, кто его надоумил устроить родину Деда Мороза?

- При чём здесь Дед Мороз?

— При том, что тоже нечисть! А надоумил Драконя. Мол, как-то выживать надо. Коль сельское хозяйство угробили, дураков заманивать, то есть туристов, из го­родов. Дескать, есть такой сказ в наших местах, как в са­мые трескучие морозы на тройке белый старик проезжал. !то И нынче видят многие. А это ведь он губернатору сказ про своего деда рассказал!

И тут тётка окончательно распалилась, затмив талан­том мужа-баешника. Оказывается, Драконин дед родом пе местный, а приехал невесть откуда на тройке белых коней в лютые январские морозы. Крытый тулуп на нём пыл красный, шапка с куньим мехом, но тоже с крас­ным верхом, ехал, как барин, в белой кошеве, а кучером у него был молодой парень. Заехал он в Пижменский Го­родок, тогда ещё нищий довоенный колхоз, поглядел, как моди бедно живут и стал подарки раздавать: ребятишкам конфетки, бабам красные косынки, а мужикам по стоп­ке водки. А Новый год тогда ещё не праздновали, ёлок не ставили и про Деда Мороза только из сказок и знали. Пород бежит на площадь, радуется, и будто кто-то ска- 111 л, мол, старик этот — сила лесная, нечистая, а кто-то признал его за деда Драконю, вятского картёжника, ко­торый каждую осень уходил пешим в города с колодой карт в кармане и серебряным рублём. Говорят, до Москвы и Питера доходил, а назад всякий раз возвращался на тройке и с подарками.

Кем бы это старик ни был, пользу принёс не сказочную — взял да своего внука, что кучерил, в Пижменском Городке оставил. И с такими словами:

— Люди добрые здесь проживают. Сделай их счастливыми.

На другой же день колхозники собрались и выбрали его председателем, сроком на один год, но оказалось пожизненно, поскольку нечистая сила ему помогала скотину ростить, хлеба выращивать, молока надаивать. При Никите Драконе начали в пижменском краю лесовозные дороги строить, так председатель запретил тянуть прямые через пахотные земли, отвёл неудобья, увалы, болота. Все, кто ездил в этих краях, кляли и костерили председателя, наматывая лишние километры и совершая невообразимые круги. А народу тут раньше было много, и не только колхозного: две мелиоративные колонны работали, рейсовые автобусы ходили в райцентр, самолёты даже летали из Тотьмы в Красную Пижму, леспромхозный посёлок. Поэтому дороги всё время спрямляли, отчего и появилось много разбитых просёлков. На самом же деле у жителей было убеждение, будто Драконя-старший не о землях заботился и уж никак не о людях; для нечистой силы дороги прокладывал, поскольку она любит жить в чащобах, веретьях и болотах, а председатель с нею был всегда повязан. В народе молва ходила, будто он договорился с мелиораторами и тайно спустил Дорийское озеро, будто бы сапропель добывать и поля удобрять, но на самом деле, чтоб превратить водоём в непроходимое болото — всё для нечисти старался, чтоб ей спокойно жилось на моренных островах среди топей.

Но и кроме слухов многие сами наблюдали колдовство Дракони. Например, нигде грибов-ягод нет — а у него полно, или как сено косить-убирать: кругом дожди льют — у него солнышко, и даже росы не выпадают. Точно так же и хлеб жать, лён дёргать, озимые сеять. За счёт этого Драконя-младший стал потом дважды Героем Соцтруда и даже собственный бюст у него на родине ему поставили. Сна­чала в вологодском парке, для народа, как пример добро­совестного труда, а когда перестройка началась, перенес­ли и установили прямо напротив окон его собственного дома, чтоб сам на себя любовался и идеи социалистическо­го труда не рассеивал в капиталистическом производстве. Правда, цветы к памятнику по праздникам теперь кладут только дочери, зятья, губернатор с его пристебаями да не­чистая сила, но всё равно почёт. Журналист из Вологды Тоха Хохолов уже лет сорок про двух Драконей статьи пи­шет, по телевизору показывает, за что гонорары, премии получает все эти годы! А из международной организации «зелёных» ему такую отвалили, что машину себе купил — сам хвастался. Правда, на ней и в аварию попал, полгода на костылях шкандыбал потом.

А с женой, то бишь теперь со вдовой Алфея Никити­ча, тоже нечистая история была. Едет однажды Никита Драконя с полей вдоль этого самого Дорийского болота — а вечер был ясный, бабье лето в тот год аж на три неде­ли растянулось! Едет, радуется, глядь — полная корзина на обочине стоит, осокой повязана. Думал, грибники за­были, какая-нибудь слабосильная бабуля набрать-то на­брала, а донести не смогла. Развязывает корзину, а там ребёнок совершенно голенький, на моховой подстилке спит, да так сладко — не разбудить. Привёз домой, от­дал жене, а наутро собирает колхозное собрание и гово­рит: «Кто младенца у Дорийской мари оставил? Прошу сознаться и забрать, пока не поздно». Иначе, мол, док­тора привезу, и на поголовном обследовании тот сразу определит, кто родил. Тогда ещё молодёжи много было, одних незамужних доярок-свинарок человек пятнадцать. Даже замужние бабы сидят, глазами хлопают, перегля­дываются, одну повитуху послали, чтоб определила, чьих кровей будет новорождённая. Будто в первые дни жизни на лице ребёнка ещё заметен некий родовой знак, и кто умеет смотреть, тот его увидит. Повитуха глянула на мла­денца, пошушукалась со старухами и говорит: