Дитя пламени - [4]

Зачем же тогда судьбой им было уготовано увидеть явление феникса, если Господь предопределил им такую скорую бессмысленную смерть?

Болдуин ждал его там, где в тоннеле имелось небольшое возвышение, за которое не проходила вода.

— Идем быстрее, — резко проговорил Болдуин. — Герульф весь горит огнем.

— Герульф?

— Старый «лев».

Болдуин помог ему подняться на возвышение, поддерживая, когда он спотыкался. Все тело Ивара охватила какая-то слабость. Его начало трясти крупной дрожью, на лбу выступили крупные капли пота. Все, чего он сейчас хотел, это упасть там, где стоял, и заснуть, пока смерть или феникс не придут за ним. Или, быть может, за одним последует другое; трудно было думать, когда обступающие его стены тоннеля начали изгибаться в разные стороны.

Белесые камни были испещрены непонятными рисунками и знаками, на больших валунах, возвышающихся перед ним, были высечены символы демонов и древних богов, которым раньше поклонялись люди: ромбы, бесконечные спирали, большие заштрихованные поверхности, выглядящие так, будто в каменную стену вдавили сложенную крест-накрест солому.

Но как он вообще мог хоть что-нибудь видеть, находясь в самом сердце кургана?

С помощью Болдуина Ивар прошел еще немного вперед, пока тоннель не вывел их в задымленную камеру, освещенную единственным факелом. Он посмотрел дальше, мимо одного из своих друзей, который был занят укреплением факела. Камера была совершенно темная, подобно бездонной пропасти, от одинокого мерцающего пламени становилось еще страшнее и неуютнее. Ивар не смог различить потолок, стены скрывались во тьме. Он чихнул.

Прямо за дымящимся факелом возвышалась каменная глыба, отмечающая центр камеры. На ней долгие годы покоилась королева, там лежали ее кости, бледный скелет виднелся при свете факела, покрытый истлевшей тканью и мерцающий драгоценными камнями и золотом, рассыпанными вокруг черепа и между ребер. Когда Герульф поднял факел, чтобы лучше рассмотреть раны своего товарища, Ивару в глаза бросились золотые оленьи рога, венчающие голову королевы.

— Нельзя было зажигать факел в могильном кургане! — в страхе вскричал Ивар. — Всем известно, что свет может разбудить нечестивых покойников!

Болезненный Зигфрид сел рядом со «львом», который все еще был без сознания, недалеко от могильного жертвенника. Он посмотрел на Ивара умиротворенным взглядом человека, испытавшего на себе чудодейственное прикосновение Господа, принесшее исцеление его больному телу.

— Не бойся, Ивар. — Сам его голос, возвращенный Зигфриду чудесным образом, звучал как укор всем страхам Ивара. — Господь защитит нас. Эта несчастная мертвая женщина не причинит нам никакого вреда. — Он указал на полуприкрытые останки королевы, затем нагнулся вперед, когда старый «лев» заговорил с ним низким голосом.

Но как Зигфрид может такое говорить? Ивар вырос на севере, где древние боги, которым раньше все поклонялись, были очень недовольны тем, что вера в Единство украла у них преданных последователей. Было страшно даже подумать, какое зло притаилось рядом с ними и когда оно могло проснуться.

Эрменрих и Хатумод сидели рядом, по-родственному крепко сцепив руки. За эти дни они оба очень сильно похудели. Казалось, столько времени прошло с тех пор, как четверо молодых людей и Хатумод начали служить в Кведлинхейме как новообращенные монахи, хотя на самом деле не минуло и года с того момента, как они были изгнаны из монастыря по обвинению в непростительном грехе — ереси.

Болдуин ходил кругами вокруг каменного алтаря и мертвой королевы, возлежащей на нем, не решаясь схватить один из золотых оленьих рогов. Пламя факела освещало останки древней королевы. Прекрасные янтарные бусы поблескивали среди костей.

— Не тревожь умершую! — прошипел Ивар.

Но Болдуин с широко распахнутыми глазами уже протянул руку к истлевшему одеянию королевы, по краям украшенному небольшими зеленоватыми металлическими палочками, и откинул полу бывшей туники, схватив какой-то предмет, на мгновение вспыхнувший голубым огнем.

— Смотри! — вскричал Болдуин, поднимая другой рукой каменное зеркало из углубления, образованного тазовыми костями. Гладкая черная поверхность поблескивала в свете факела.

Когда Ивар в страхе шагнул в сторону Болдуина, желая остановить его дальнейшие разрушительные действия, он увидел, как его движение отразилось в этом зеркале.

— О Боже, я боюсь, мой бедный племянник мертв, — пробормотал Герульф. — Я поклялся моей сестре, что он вернется домой целым и невредимым.

В глубине зеркала задвигались другие тени, чьи фигуры были сокрыты тьмой. Они выходили из каменных ниш. Это были древние королевы, чьи глаза блистали подобно остриям ножей. Первая из них была молодая, одетая в яркие одежды, подобно горящим стрелам, но на лице у нее играла жестокая улыбка. Вторая была похожа на дородную женщину, которая никогда не испытывала недостатка в еде; в руках у нее была корзина, полная разнообразных фруктов. Серебристые волосы третьей королевы были переплетены нитями из костей, а морщины на ее старческом лице были глубокими, подобно расселинам на склонах гор. Ее поднятые вверх руки казались испещренными многочисленными паутинками. Взгляд ее сковывал, словно крепко сжатые тиски. Но Ивар не мог произнести ни слова, чтобы предупредить остальных, которые ничего не видели и не чувствовали никакой опасности. Хатумод вздохнула.