Дитя океана - [89]

Магический резерв раненого все еще напоминал комок грязи, но искорок в нем стало заметно больше. Краем мысли я удивилась, почему у Эбелайна, Менро и этого незнакомца свет резерва разных цветов, возможно, это зависит от типа магии? И какой у меня самой? Я его не могла рассмотреть, зато с удивлением обнаружила, что вижу, как ожерелье блокирует мою настоящую ауру. Это было похоже на маленький клубочек тончайшего шелка ослепительного серебристо-белого цвета, который сверху толстым слоем покрывали грубые нити из нечесаной шерсти, такого же болотного оттенка, как у Менро.

— Значит, — проговорил маг таким тоном, точно взвешивал каждое слово, — если бы я не пытался привести его в чувство, то он бы сейчас не был в таком состоянии?

— Похоже, что так. Тирн Менро прав, эта метка не дает выбора: либо исцелиться самому, либо умереть. И мне кажется, что ни один, даже самый сильный маг, не сможет ее безболезненно удалить.

— Почему?

Я задумалась, разглядывая тусклую ауру незнакомца. В том месте, где еще недавно была метка, теперь находилось пустое пространство, а оборванные нити словно обуглились и сейчас безвольно повисли. Надо было немедленно чем-то заполнить эту пустоту, но чем? Я уже сделала все, что могла: удалила метку, вернула к жизни тело, то душа и сознание этого человека не желали возвращаться на свои места и, как я не пыталась их привлечь, они не отвечали. Что-то было не так…

Неожиданная мысль заставила меня подскочить.

«Догадалась!» — удовлетворенно хмыкнул эриллиум, и мне показалось, что в его тоне мелькнули нотки гордости за меня.

«Это не человеческая магия, — мысленно ахнула я, — но и не магия фейри! Вернее, очень похоже на те заклинания, что творил Райзен, но сходство только поверхностное. Это… Садб Ясноокая!»

Меня словно облили холодной водой. Понимание обрушилось с силой ледяного шквала, заставив до боли стиснуть пальцы. Я посмотрела на Эбелайна, который, прищурившись, ждал ответа, и тихо произнесла:

— Потому что это не человеческая магия.

Менро коротко выдохнул, нервно теребя свою бороду, и скороговоркой забормотал молитвы по второму кругу. Эбелайн молча прикрыл глаза. Его челюсти сжались так сильно, что на скулах обозначились желваки, глубокие морщины прорезали лоб, а на висках заблестели капельки пота. Все его тело застыло в напряжении, как у человека, внезапно замершего на краю пропасти, где любое движение может означать гибель. Сейчас я хорошо ощущала все его эмоции, он был открыт для меня, будто лежал у меня на ладони, и я видела то, что прежде было скрыто от моих глаз: Эбелайн знал, что я говорю правду, но это правда оказалась настолько горькой, что он не желал ее признавать.

— И… чья же это магия? — осторожно спросил он, сверля меня пронзительным взглядом. — Фейри?

— Не совсем, — я почувствовала, как шевельнулись элементали.

Маг моргнул и прищурился, разглядывая две тонкие ленты серебристого тумана, обвившиеся вдоль моих рук. Взгляд Эбелайна заставил меня внутренне сжаться, но усилием воли я выпрямилась и расправила плечи. Мы смотрели друг на друга — королевский маг и фейри-изгнанница, выросшая в хижине рыбака — и сейчас я буквально ощущала, как сгущается воздух между нами. Казалось вот-вот — и в тусклой комнате вспыхнут яркие молнии, полетят искры.

Но ничего этого не произошло. Эбелайн молчал, ожидая, что я скажу. И я молчала, потому что правда оказалась намного страшнее, чем я себе представляла.

— Это древняя магия, — наконец, произнесла я, охрипшим от волнения голосом. — Магия, которая царила в этих землях до начала времен…

— Что за магия? Ну? Кто ее хозяин?

Я закрыла глаза и выдохнула:

— Ваш король!

* * *

— Наглая ложь! — взревел Эбелайн, надвигаясь на меня. — Ты! Мерзкое, лживое существо!

В его глазах вспыхнула жуткая ярость, в руках, будто сам собою, оказался меч. Острый клинок рассек воздух, описывая полукруг — и мои элементали сорвались с рук, будто две отпущенные пружины.

Тысячи лет назад могущественные духи восстали против богов, но были побеждены. Их армии оказались стерты с лица земли, а их самих боги навечно заключили в четыре артефакта, сделав зависимыми от чужой воли. Словно наяву, я вспомнила слова Райзена, прозвучавшие теперь тревожным набатом в моей голове: «…У каждого из них свое предназначение: эриллиум Брана позволяет переходить моря вброд и вести за собой целые армии; эриллиум Бадб во время битвы вселяет в сердца воинов отвагу и безумную храбрость, а в сердца врагов неуверенность и страх; эриллиум Балора позволяет беспрепятственно пересекать границы между миром людей, Сумеречным краем и Траг-вуд-Дол — страной фейри. Четвертый, эриллиум Рианнон, пробуждает мертвых, а живых погружает в вечный сон. Когда-то эриллиум Бадб попал в руки человека, и тот нашел способ им распорядиться. Историю Гленнимора знаешь? Вспомни, что случилось сто лет назад?.».

Вот почему эта метка показалась такой знакомой! Это была та самая магия, которую творил эриллиум Райзена, да и мой собственный тоже. Теперь я поняла. Если бы у меня на руке не было этого таинственного невидимого браслета, я бы ни за что не смогла уничтожить порождение чужеродной силы. И я была неправа, когда посчитала эту силу темной. Не темная она, нет, это мы привыкли делить магию на темную и светлую, но что именно делает ее такой? Если бы тогда, в деревне, я, воспользовавшись артефактом, убила бы преследователей вместе с селянами — это была бы темная магия? А если бы с его помощью вернула матери умершего младенца — то светлая? Нет, эта магия была вездесуща, ведь только богам дана власть зажигать искру жизни или гасить ее.