Дитя огня - [104]

Конечно, Матильда знала, что это самообман: слова Авуазы постоянно крутились у нее в голове. И конечно, она знала, что, голодая из упрямства, она ничем не улучшит своего положения.

Девушка все же съела кашу, которая была пряной, но недоваренной, и немного соленой рыбы, а потом выпила кружку безвкусного медового вина. Пищу она проглатывала быстро, не прожевывая, и вскоре ее желудок взбунтовался. Несмотря на тошноту, Матильда не останавливалась, а доев, перестала закрывать глаза на правду. Итак, в ее жилах течет кровь Алена Великого, ее дедушки, и Рогнвальда, ее отца. Ее хотели не лишить жизни, а сделать правительницей Бретани, а Аскульф, по решению Авуазы, должен был стать не убийцей, а ее мужем. Но вместе с этим девушка осознала еще кое-что: «Я не хочу этого. Это не моя судьба».

Матильда всегда тосковала по родным местам, но теперь поняла, что слишком долго жила вдали от них, чтобы считать эту землю своей родиной. Она всегда тосковала по близким людям, по матери, подарившей ей жизнь, но теперь поняла, что слишком долго жила вдали от этой матери, чтобы видеть в ней не просто женщину с безумным блеском в глазах.

Она, Матильда, должна быть не здесь, а рядом с Арвидом.

– Рогнвальд и Авуаза, – прошептала она имена своих родителей, и с каждым слогом урчание в ее желудке становилось все тише.

Теперь она часто будет произносить эти имена, радуясь тому, что наконец узнала о своем происхождении. Она будет думать о родителях с грустью, потому что они оба не получили желаемого: отец прожил слишком мало, а мать, наверное, слишком много. Если у нее будут дети, она расскажет им об их предках. Но она не просто дочь своих родителей – она еще и женщина, которая освободила Ричарда из Лана, которая живет в Нормандии и которая хочет выйти замуж за Арвида.

Матильда заставила себя прилечь на мешок с соломой, закрыть глаза и расслабиться.

Отдохнув совсем немного, она снова поднялась. Ее тело ныло от боли, но разум был совершенно ясным.

Ей нужно бежать.

Матильда постучала, и вскоре дверь отворилась. Своего охранника девушка видела впервые. Он не входил в отряд Аскульфа, поэтому перехитрить его было легче.

– Я хочу к Авуазе, – заявила она, и мужчина почтительно опустил глаза. Еще никто не относился к ней с таким уважением. Он указал рукой направление, но Матильда покачала головой. – Приведи ее сюда.

Она надеялась, что после этого уважение к ней не исчезнет, и не разочаровалась. Воин быстро ушел и не стал запирать дверь.

Матильда сделала глубокий вдох. Об этом здании она знала лишь то, что оно расположено за валом, сооруженным на побережье. Раньше ворота были открыты настежь, и, возможно, ей удастся незаметно выбраться на волю.

Девушка поддалась порыву и помчалась прочь, хотя, несомненно, разумнее было бы продумать следующий шаг. Нужно украсть лошадь или лучше убегать пешком?

Принимать решение Матильде все равно не пришлось. Она без труда смогла добраться до ворот, но потом на нее упала чья-то тень, длинная и широкая. Аскульф.

В этот раз Матильда тоже догадывалась, что разумнее было бы улыбнуться, притвориться, будто она его искала, и сказать, как она рада тому, что наконец знает правду и что он – ее родственник, ее будущий муж.

Еще мгновение назад девушка думала, что сможет смириться с этой правдой, но теперь вдруг почувствовала, как ее душит и распирает одновременно. Матильду охватила паника, и эта паника затуманила ее зрение и разум. Вместо того чтобы улыбнуться и найти правильные слова, девушка стала кричать и бить Аскульфа по груди.

– Я не хочу этого! Я ничего не хочу! Я не наследница Бретани! И я никогда не выйду за тебя замуж!

Она совершила ошибку, дав выход своим чувствам, но от этого ей стало легче. Исчезло напряжение последних недель, страх смерти, а также замешательство, вызванное встречей с незнакомой матерью и тем, что она рассказала. Наконец Матильда смогла как-то ответить на все это, пусть даже просто криком – невнятным и бессвязным, но все же достаточно громким, чтобы заглушить потрясение и ужас.

Когда девушка наконец успокоилась, Аскульф все еще неподвижно стоял перед ней.

– Ах, Матильда, – вздохнул он, и казалось, будто он ей сочувствует, – ах, Матильда, перестань наконец сопротивляться. Смирись! Просто смирись! Так же, как…

Аскульф не договорил, но она догадалась, что он хотел сказать. «Смирись так же, как я, смирись, как тот юноша, которым я был когда-то. Этот юноша мечтал править страной, не покоряя, не развязывая войн и не убивая, мечтал о молодой жене, которая будет жить с ним по любви, а не по принуждению. Оставь надежду на то, что иногда слабый тоже побеждает. Он не побеждает никогда, так что борись изо всех сил, чтобы стать сильнее, и в этой борьбе забудь обо всех своих желаниях, ведь они – это лишний груз».

Девушка поняла: ее не отпустит ни он, ни тем более Авуаза.

Услышав шаги, Матильда обернулась. Когда Авуаза подошла ближе, девушка увидела, что в ее глазах больше не было безумного блеска – в них застыло лишь… разочарование.

Матильда не ожидала милосердия, и она его не получила. Она не пыталась оправдаться, а Авуаза не пыталась понять поведение дочери и просто велела закрыть ее на замок. Когда Матильду уводили, она почувствовала облегчение от того, что больше не должна выдерживать строгий взгляд матери. Заключение обещало не только одиночество, но и защиту от пронзительного голоса, бросившего ей вслед: «Используй это время, чтобы подумать».