Дитя Ночи - [3]

Родная мать Морган Мэйв Риордан умерла, когда Морган была ребенком. Если бы она была жива, то являлась бы верховной жрицей своего потомственного ковена Белвикета, точь-в-точь как ее мать Маккенна и мать Маккенны до нее.

«Это то, что ты будешь счастлива делать?» — спросил Хантер.

«Похоже, это моя судьба», — ответила Морган, ее пальцы рассеянно теребили манжету его свитера. «Так же, как и твоя», — думала она. Зачем встретились две судьбы, идущие в противоположных направлениях? «И да, это делает меня счастливой. Это невероятно переполняющее чувство — быть частью ковена, который могла возглавлять моя родная мама. Несмотря на то, что сейчас мы находимся на другой стороне Ирландии, вся наша работа полна историей о моей семье, моих родственниках — людях, которых у меня никогда не было возможности узнать. Однако это означает, что я остаюсь здесь, предавая себя нахождению в Кобе, посвящая свою жизнь вполне определенному будущему».

«Угу…», — согласился Хантер, настороженность мелькнула в его глазах.

Теперь, когда она зашла так далеко, Морган заставляла себя довести начатое до конца. «Так что я здесь. А ты… где угодно. Повсюду. При этом промежутки между нашими встречами составляют от четырех до шести месяцев. В аэропорту». Она осмотрелась вокруг. «Или в чайном магазине».

«Ты к чему-то клонишь», — сухо заключил Хантер.

За последние четыре года они с Хантером много раз разговаривали о расстоянии между ними. Каждая беседа была ужасной и душераздирающей, но ни разу они не могли принять никакого решения. Они были родственными душами; они были предназначены любить друг друга. Но как они могли любить, если почти всегда находились на разных частях континента? И как они могли это изменить, если каждый из них был по праву предан делу своей жизни?

Морган не видела выхода из этого. Не без того, чтобы кто-то из них бросил избранный путь. Она могла бы оставить Белвикет и следовать за Хантером по всему миру, пока он работал над становлением Новой Организации. Но она боялась, что радость быть с ним может быть омрачена расстройством отказа от мечты и чувством вины от того, что она подводит свой ковен и даже свою родную мать, которую никогда не знала. А после этого, что останется хорошего в том, чтобы быть с Хантером? Она не хотела превращать свою жизнь в жалкое существование. А если она попросит его бросить Новую Организацию и остаться с ней в Ирландии, он окажется в таком же положении — взволнованным от счастья быть с ней, сломленным от того, что не может быть верен своему важнейшему призванию. Она была не в состоянии просить его об этом.

Расстаться навеки — это казалось наиболее верным решением для них обоих. Она хотела, чтобы Хантер был счастлив, несмотря ни на что. Если она даст ему свободу, то он получит наибольшие шансы для этого. И хотя мысль никогда больше не обнимать его, не целовать, не смеяться с ним, даже просто не сидеть рядом и не смотреть на него была почти равносильной смерти, всё равно Морган верила, что это в конечном итоге к лучшему. Казалось, не было возможности им быть вместе; они способны на очень многое, но сами по себе.

Кроме того, Калэм Бёрн, член Белвикета, признался ей в любви. Он нравился ей и был отличным парнем, но не являлся ее муирн беата даном. Не было ни одного шанса, что когда-нибудь он будет связан с ней так же, как Хантер, хотя как это можно сказать, если она и не пыталась расстаться с Хантером, чтобы быть с Калэмом или с кем-то еще. Вот для чего всё это. Вот зачем нужна свобода ей и Хантеру — чтобы дать каждому из них посвятить себя работе и освободить их от постоянной болезненной жажды этих мучительно коротких встреч.

«Хантер… Я просто не могу больше так. Мы не можем больше так». Ее горло сжалось, и она отпустила его руку. «Мы должны… покончить с этим раз и навсегда. С нами».

Хантер моргнул. «Я не понимаю», — сказал он. «Мы не можем покончить с нами. Мы — это судьба».

«Но не в жизнях, которыми мы живем сейчас». Морган была не в силах даже взглянуть на него.

«Морган, расстаться — это не решение. Мы слишком сильно любим друг друга. Ты моя муирн беата дан — мы родственные души».

Это действительно так. Одинокая слезинка скатилась по щеке Морган. Она шмыгнула носом.

«Я знаю», — согласилась она с горечью. «Но попытки быть вместе тоже не удаются. Мы не видим друг друга, наши жизни протекают в разных направлениях — какое у нас может быть будущее? Притворство — вот в чем мы погрязли. Если мы действительно, на самом деле, признаем, что это так, то оба станем свободными заниматься тем, чем хотим, даже не пытаясь делать вид, что должны учитывать интересы другого».

Хантер молчал, сначала глядя на Морган, затем осматривая небольшой чайный магазин, а потом уставившись на потоки дождя за темным окном.

«Неужели это то, чего ты хочешь?» — медленно спросил он. «Чтобы мы шли своими собственными дорогами, даже не пытаясь делать вид, что должны думать друг о друге?»

«Это то, что мы уже делаем», — сказала Морган, чувствуя, что вот-вот разорвется на части от боли. «Я не говорю, что мы не любим друг друга. Мы любим… и всегда будем любить. У меня просто больше нет сил надеяться или ждать, когда что-то изменится. Ничего не изменится». На этом ее голос надломился. Она опустила голову на руки и сделала несколько глубоких вдохов.