Дитя камней - [7]

— Я хорошо умею следовать за людьми, — говорит она просто, словно называя свой рост или цвет глаз.

— И сегодня вечером ты снова следовала за мной.

Я злюсь и тревожусь, а также весьма немало побаиваюсь ее. В дурных руках ее сырой талант мог стать очень опасным, а я уверен, что она уже попала в дурные руки, что она работает на человека, который искал мою книгу.

Она качает головой.

— Я стала следить прямо здесь. Я слышала, что сказал этот Халливел, поэтому подумала, что буду настороже.

— Халливел? Это человек из «ягуара»? Откуда ты знаешь его имя?

У маленькой лгуньи ответ готов, она даже не моргнула.

— Донни Халливел давно известен в Айлингтоне, — говорит она и рассказывает о семейке, которая заправляла большей частью крышевания в этом районе.

— Догадываюсь, что сейчас он больше на них не работает.

— Я услышала, как он говорил, что найдет, где вы живете, и подумала, что лучше держать глаза открытыми. И оказалась права.

Она смотрит на меня, когда я смеюсь, и спрашивает, чего здесь такого забавного.

— Пока ты была здесь и следила за моим домом, я разыскивал тебя.

— Да? А зачем?

— У многих людей есть тень наших способностей, Миранда, но лишь у очень немногих имеется нечто большее, чем просто тень. В большинстве случаем они либо сходят от этого с ума, либо стараются изо всех сил отрицать свой талант и позволяют ему зачахнуть, как ненужному члену. Но один-другой, хотя и без обучения, находят применение своему дару. Обычно они становятся шарлатанами, грабителями легковерных и горюющих и если и делают что-то доброе, то только случайно. Очень редко они активно пытаются применить свои способности ради блага других. Вот почему я разыскивал тебя.

Она пожимает плечами.

— Прошлой ночью ты хотела помочь подруге. Я верю, что ты пробовала помогать другим. И ты хотела помочь мне.

— Я хотела понять, кто вы такой. Таких, как вы я никогда прежде не встречала.

— Да, думаю, что так.

— А сейчас я вижу, где вы живете. Я понимаю, вы из тех, кто любит держаться сам по себе. Вы искали меня, потому что я вам любопытна. Вы хотели меня найти, потому что тревожились обо мне — о том, что я делаю, о том, что я могла бы делать. Но не похоже, что вы хотите быть другом или что-то такое, не так ли? Вы не из тех, у кого бывают друзья.

Я поражаюсь, насколько ясно она меня видит.

— Напротив, у меня множество друзей.

— Вы позволяете им приходить сюда? Вы проводите с ними время, болтаете с ними о том, о сем за выпивкой? Нет, мне кажется, что нет. Вы знаете людей, но у вас нет таких, кого можно было бы назвать настоящими друзьями. Что вы планировали сделать, если бы нашли меня? Дать мне какой-нибудь совет, как мне жить, как вы говорили в кафе прошлой ночью?

— Я могу помочь тебе, Миранда, если ты мне позволишь.

— Я сама могу приглядеть за собой. Я не нуждаюсь в человеке, который говорил бы мне, что делать. Я хотела пробраться в ваш дом сама, — говорит она со взглядом, который заставляет меня возразить ей. — И пробралась бы, если б не пришел тот тип.

— Прости меня, Миранда, но я тебе не верю. Ты смогла следовать за мной так, что я этого не заметил, и это немалое достижение. Но не думаю, чтобы ты смогла преодолеть препоны, которые я наложил на это место.

— Ему-то удалось, — говорит Миранда.

Кому-то удалось, это точно. Сомневаюсь, чтобы это был мистер Донни Халливел с его стеклянным взглядом, с его дорогой одеждой, в которой он спит, с его сомнамбулическими угрозами.

— Если он это сделал, — говорю я, — то я виновен в том, что огорчительно недооценивал его.

— Вы говорите так же чудно, как одеваетесь.

— Ты считаешь, что мои одежды и орации — это притворство. Уверяю тебя, что это не так.

— Орации? Это что-то в доме?

— Это то, как я говорю.

— Смешные устаревшие слова, вот что это. Старомодные, как и ваша одежда. Как это место. Вся эта старая мебель, свечи и все такое, вместо правильного освещения. — Миранда в резкой вспышке пламени закуривает четвертую сигарету. — У вас даже нет нормальной печки, нет холодильника… Спорю, нет даже телика.

— Когда ты станешь чуть постарше, Миранда, то поймешь, что многие предпочитают время, в котором они выросли, тому, в котором находятся.

— Наверное. Но вы, похоже, выросли не в викторианские времена.

— Это совершенно верно. Когда я впервые прибыл в Лондон, королеве Виктории еще только предстояло взойти на трон.

Она смотрит на меня. Ей хочется усмехнуться, однако в глубине сердца она начинает мне верить. Я воспринимаю это как многообещающий знак того, что ее еще можно спасти. И даже если я не смогу ее спасти, думаю я, всегда самое лучшее держать своего врага поблизости.

— Те из нас, кто что-то понимают в делах умерших, могут быть большими долгожителями, — говорю я. — Если ты с большой осторожностью станешь пользоваться своим талантом, Миранда, то сможешь научиться и этому трюку.

— Я смогу прожить сотню лет, да? И не стану старухой?

— Или же выйдешь завтра на дорогу, где тебя переедет автобус.

Ее улыбка больше похожа на гримасу и быстро уходит.

— Я следовала за вами, а вы не имели ни малейшего понятия, так? Человек, вроде вас, прячущийся в таком старом место, вы не знаете улиц. Спорю, есть много такого, чему я смогла бы научить вас. Может, мы договоримся?