Дитя дьявола - [29]

— Не стоит насиловать свои чувства. Вы лишь выясните, что меня трудно задеть.

Видал отпустил ручку двери и подошел к отцу.

— Прошу прощения, сэр. — Он взял ладонь Эйвона и коснулся ее губами. — Adieu, mon père[23].

— Скажем все же au revoir[24], — возразил герцог. — Я не даю вам своего благословения лишь по одной причине: не могу помыслить, что проявление отцовских чувств хоть в малейшей степени пойдет вам на пользу.

Засим они расстались. Разговор Видала с матерью оказался более продолжительным и тяжким. Леони ни в чем его не упрекала, но выглядела глубоко опечаленной, а маркиз Видал обладал одной интересной особенностью — он не мог видеть герцогиню несчастной.

— Это все мой проклятый характер, мадам, — покаялся его светлость.

Леони грустно кивнула.

— Я знаю, мой дорогой. Именно поэтому я и чувствую себя такой несчастной. Мне неприятно, что люди окрестили тебя дьяволом, как и всех Аластеров. Я-то верю, что своим характером ты обязан мне, mon pauvre[25]. Мой род от природы наделен горячей кровью. — Она печально покачала головой. — У месье де Сен-Вира, моего отца, был отвратительный нрав. О, как он был вспыльчив! В конце концов, он застрелился и слава Богу! У него, как и у меня, была рыжая шевелюра.

— К несчастью, у меня нет даже такого невинного оправдания, как огненный цвет волос, — усмехнулся Видал.

— Но ты ведешь себя в точности как я, — откровенно призналась Леони. — В молодости мне очень нравилось стрелять в людей. Разумеется, я никого так и не застрелила, но как мне этого хотелось, если бы ты знал, Доминик! Однажды я даже всерьез вознамерилась всадить пулю в своего отца, чем несказанно поразила Руперта. Это было давно… когда месье де Сен-Вир похитил меня, а Руперт бросился за нами в погоню. Монсеньор подоспел как раз вовремя и не дал свершиться непоправимому. — Она замолчала и наморщила лоб. — Видишь ли, Доминик, меня никак нельзя назвать comme il faut, как, впрочем, и тебя. А я так мечтала, что мой сын будет респектабельным и всеми уважаемым человеком.

— Прошу прощения, матушка. Но у меня с обеих сторон предки не отличаются респектабельностью.

— Но Аластеры — это совсем другое дело, — не согласилась Леони. — Никто не стал бы возражать против твоих интрижек. Разумеется, если человек прослыл повесой, люди называют его дьяволом: вызывающее поведение сейчас в моде. Однако человек, совершающий отчаянные поступки, на которые другие не решаются, неизбежно оказывается героем скандалов, а значит, перестает считаться респектабельным.

Видал с легкой улыбкой взглянул на герцогиню.

— Так что же мне делать, матушка? Если я дам вам обещание стать респектабельным, то почти наверняка нарушу его.

Она вложила свою руку в его ладонь.

— Знаешь, Доминик, мне уже давно кажется, что, возможно, лучший выход для тебя — влюбиться и жениться, — доверительно сообщила ее милость. — Мне не хотелось бы этого говорить, но я все же скажу. До женитьбы Монсеньор вел себя как самый разнузданный гуляка. A vrai dit[26], репутация у него была такая, что о ней лучше не вспоминать. И своим пажом, а затем своей воспитанницей он сделал меня вовсе не из любезности, а просто потому, что хотел отомстить месье де Сен-Виру. И только позже Монсеньор с удивлением обнаружил, что влюбился. И что бы ты думал? После этого он избавился от своих дурных наклонностей.

— Да, но у меня нет надежд встретить женщину, подобную вам, милая матушка. Но если чудо все же произойдет, то обещаю, я тут же женюсь.

— И совершишь большую ошибку, — возразила Леони. — Тебе нужна совсем другая жена.

Видал не стал развивать эту деликатную тему. Он провел у ее милости почти час. Казалось, Леони не хочет его отпускать. Наконец Видал попрощался и удалился. Он прекрасно знал, что как только за ним закроется дверь, храбрая улыбка исчезнет с лица матери, и она даст волю слезам. Маркиз пообещал Леони, что покинет Лондон той же ночью. За оставшиеся несколько часов ему предстояло осуществить немало дел. Он послал слуг с поручениями: одного в Нью-Хейвен, дабы предупредить капитана яхты «Альбатрос», что его светлость завтра отплывает; другого в банк; а третьего в тихий домик в Блумсбери с наскоро составленной запиской.

* * *

Записку лакей передал растрепанной горничной, которая, прежде чем взять листок бумаги, наспех вытерла руки о передник. Лакей еле удержался от презрительного смешка.

Захлопнув за посыльным дверь, служанка с любопытством повертела письмо, скрепленное массивной печатью. Печать была с гербом, и девушка ничуть не удивилась бы, если бы письмо оказалось от какого-нибудь красавчика лорда, ухажера мисс Софи. Но, как ни странно, послание было адресовано мисс Чаллонер[27].

Горничная заглянула в гостиную. Мери поправляла перед зеркалом соломенную шляпку. В руках она держала корзинку.

Старшая мисс Чаллонер, несмотря на утонченное воспитание, не пренебрегала домашними обязанностями. Она даже ходила за покупками. После окончания школы Мери охотно взяла на себя роль экономки, и даже миссис Чаллонер вынуждена была признать, что хозяйство в семье отныне ведется гораздо рачительнее.

— В чем дело, Бетти? — спросила Мери, натягивая перчатки.