Дитя да Винчи - [16]

Шрифт
Интервал

Мадмуазель Вот, частенько рассказывавшая мне не только о превратностях мужской жизни, но и о странностях женской натуры, не утаила от меня, кем был Генрих I Лотарингский, третий из герцогов де Гизов, прозванный Меченым.

Он был воспитан в ненависти к протестантам, расправившимся с его отцом, и чтобы отомстить, велел прикончить адмирала де Колиньи. Именно он руководил резней в Варфоломеевскую ночь. Мне хотелось побольше разузнать о Меченом, поскольку я находился под впечатлением рассказа о том, как гордо держался он, как презирал смерть. Поведала она мне о том, что он был женат на Катерине Клевской и что у них было четырнадцать детей. И уж совсем как взрослому рассказала о том, как однажды ночью, думая, что жена ему изменила, герцог де Гиз проник в ее покои с кинжалом и склянкой в руках и обратился к ней с такой речью: «Сударыня, вы мне изменяете и должны умереть! Я человек добрый и предлагаю вам самой выбрать — кинжал или яд!» Она бросилась на колени, моля о пощаде. Но герцог был неумолим. Она выбрала яд. Он протянул ей склянку и спокойно наблюдал, как она пьет. Затем, подобно призраку, покинул свою жену, которая всю ночь провела в молитвах о том, чтобы Бог принял ее в рай. Наутро герцог де Гиз вновь появился у нее и с сияющей улыбкой признался: «В склянке был овощной бульон». Видно, даже муж — волк своей жене.

Ткните пальцем в горшок с историей Франции и оближите его — вы наверняка почувствуете привкус крови. Задолго до расправы над герцогом де Гизом Леонардо да Винчи вкусил этого удовольствия — весной 1478 года после провала заговора Пацци[27]. Гордое семейство флорентийских банкиров, пользующееся поддержкой папы Сикста IV, задумало убийство Лоренцо Медичи и его брата Джулиано. Последнему не удалось избежать смерти, после чего начались страшные репрессии: страх быстро обучил искусству самого грубого подавления попыток бунтовать. Зрелище болтающихся на виселице тел достигло цели: навсегда отучило народ и знать от подобных злодеяний. Правда, вид выставленных напоказ тел казненных настолько истерзал жителей Флоренции, что, будь их воля, они бы остановили палача. Память об этих скрюченных после пыток телах, казалось, обладала профилактическим действием. И тогда на сцену вышел Леонардо да Винчи. Он зарисовал лицо Бернардо Бандини, убийцы Джулиано, а на полях сделал пометку о том, в каком элегантном наряде отправился тот на верную смерть: в шляпе, полукафтане из черного атласа, плаще с бархатным воротником, подбитым лисьим мехом, длинных черных штанах… Так и кажется, будто траур взбирается по его ногам.

Глава 12

ПО-ВОЛЧЬИ ВЫТЬ

В конце любой трапезы старая дева непременно отдавала дань одному и тому же ритуалу, считая, что никто этого не замечает: открыв изысканный фермуар своей сумочки, лежащей у нее на коленях, она тайком складывала туда кусочки хлебного мякиша, мяса и сырные корочки, остававшиеся не съеденными.

А мы, дети, видя это, в шутку принимались подражать ей, повторяя ее движения, — это было знаком нашей признательности ей. Когда она вставала после ужина из-за стола, никому как-то не приходило в голову спросить: «Кому же предназначались эти объедки?»

Мне потребовалось немало времени, чтобы понять: она подкармливала какого-то дикого, всегда голодного зверя. Юность Мадмуазель Вот прошла среди поляков, проживающих в Турени в огромных владениях. Причем аристократы, явившиеся к нам из заснеженных стран, осмеливались охотиться, как варвары, — верхом и с оружием в руках, и потому она была привычна к зверям с опущенными хвостами и всегда напряженными прыжковыми мышцами, которые, считалось, давно перевелись в наших краях, то есть волкам, к которым я, еще ни разу не встретившись с ними, уже проникся нежными чувствами и которые в свое время потрясли моего любимого поэта Альфреда де Виньи, как и я, уроженца Лош, творившего в 1843 году в Мэн-Жиро и начертавшего на белоснежной странице:

И скорбно думал я: «О царь всего земного,
О гордый человек, увы, какое слово,
И как ты, жалкий, сам его сумел попрать!
Учись у хищников прекрасно умирать!
…Лишь трус и молится и хнычет безрассудно.
Исполнись мужества, когда боренье трудно,
Желанья затаи в сердечной глубине
И, молча отстрадав, умри, подобно мне».[28]

— В Польше, как и во Франции, — говорила Мадмуазель Вот, — волки питаются исключительно оленями. А с приходом зимы сбиваются в стаи.

Оказывается, Турень и Блезуа были наводнены волками, наводившими на округу ужас. Название Блуа происходит от bleiz — галльского слова, означающего «волк». Эти свирепые животные нападали на стада и пастухов, от которых оставались лишь кости. В нашем доме только и разговоров было, что о волках, тема эта страшно занимала мою матушку. Она поведала нам, как старый уличный скрипач, которого со сверстниками преследовала, обратил их в бегство, схватив в руки деревянные сабо и постучав одним о другой в ледяной зимней тиши, — было похоже на лязганье волчьих зубов. А однажды матушка настойчиво, несмотря на неодобрительный взгляд отца, забрасывала вопросами о волках одного дипломата из Центральной Европы. Это случилось за обедом у маркиза де Сера, рассказавшего о том, как в 1520 году Франциск I реформировал созданную некогда Шарлеманем


Рекомендуем почитать
Верность

В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье. У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью. В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми.


Mainstream

Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?


Некто Лукас

Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.


Из глубин памяти

В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.


Порог дома твоего

Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.


Цукерман освобожденный

«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.