Диссоциации - [4]

Все бы ничего, будь Колян обычным русским парнем, но наличие пресловутого пятого пункта вступало в антагонизм с его широкой душой, периодически наводило в ней смуту и неистребимую печаль о творимой повсеместно несправедливости. Все свои неудачи, по ведомой только ему логике, он считал результатом чьего-то успеха и эта паскудинка не давала спокойно жить. Но все же природа по-своему мудра – у Коли начисто отсутствовали терпение и способность к самостоятельному анализу, да и особой злобливости в нем, всё-таки, не было, поэтому надолго его не хватало, и он снова возвращался в образ безобидного и щедрого гуляки. А то неизвестно, каких бы дров он наломал, копаясь глубже в причинах своих неудач, а на фоне врождённой ущербности и до глупостей было не далеко.

Женщины чувствовали широту и щедрость его натуры, поэтому их у него было много, и все они его любили той особой, всепрощающей бабьей любовью, которой любят на Руси непутёвых и шебутных мужиков. У Коляна было своеобразное хобби – отношения с каждой подругой он с маниакальной упёртостью, присущей разве что растлителям несовершеннолетних и цирковым дрессировщикам, заканчивал обязательной свадьбой человек на двести, как бы ставя этим жирную точку в их романе.

Для него это было своеобразным «дембельским аккордом». Семейная жизнь и Колян были понятиями несовместимыми, поэтому он и расставался с очередной женой быстро, легко и без скандалов, тем более, что делить было нечего - нажитого имущества Колян лишился ещё на стадии ранних браков…

Раздался звонок мобильного телефона, он автоматически продублировался на систему громкой связи и на мониторе автомобиля высветился ярославский номер иеромонаха Тихона, а в миру - друга детства, Мишки Ершова…

Иеромонах Тихон.

С Мишкой Ершовым судьба свела Захара ещё в детском саду, потом они вместе учились в школе, сидя за одной партой, вместе поступили в военное училище. Они даже родились с разницей в несколько дней.

Мишка, в отличие от Захара с его рабоче-крестьянским происхождением, был из интеллигентной семьи и с детства впитал некоторые «аристократические» черты той части советской интеллигенции, которая была приближённа к номенклатуре. Разница между ними была не имущественная (тогда доход водителя не слишком сильно отличался от зарплаты инженера), а культурная. Это выражалось в благородных привычках отдыхать летом на Рижском взморье (а не где-нибудь в Геленджике), пить чай в гостиной, иметь дома большую академическую библиотеку с дефицитными в то время книгами. Если родители Мишки рассуждали о высоких материях, то захаровские папа с мамой лихо резались в дурака «за погоны». Театральные выезды в Москву стояли контрастом к традиционным набегам туда же, но уже за колбасой, а занятия бальными танцами – к тренировкам в секции бокса.

Приятная внешность, хорошие родители - все это делало Мишку завидным женихом, и он по праву считался «первым парнем на деревне».

В то время детство у всех советских детей было как под копирку: спортивные секции, пионерские лагеря, школьная форма. Различия были разве что в мелочах. Летом ходили в походы с палатками, читали одни и те же книжки, в школе ездили на «Зарницу» (существовала такая военно-спортивная игра)…

Кто первый из друзей предложил поступать после окончания средней школы в военно-морское училище, Захар уже и не помнил. Хоть ребята и жили в самом подводницком городе средней полосы (в «атомном» Обнинске оседало после службы немало моряков-подводников) ни он, ни Мишка никакого отношения к морю (если не брать в расчёт того, что родной дядька Захара по-пьянке утонул на отдыхе в Гаграх), а тем более к флоту не имели, но, тем не менее, в десятом классе вместе отправили запрос в Высшее Военно-морское училище радиоэлектроники (ВВМУРЭ) им. А.С. Попова, параллельно пройдя медкомиссию и собеседование в городском военкомате. Захар до сих пор вспоминал, как он с отцом удивлённо рассматривал диковинную бумагу, пришедшую заказным письмом – вызов на поступление в училище за подписью контр-адмирала с грозной фамилией Бурега.

Всего лишь через неделю после школьного выпускного они поехали в Ленинград. Для совсем ещё пацанов это была первая самостоятельная поездка. Они и не подозревали, что для них началась совсем другая, взрослая жизнь, далёкая от их детских романтических представлений. Первой неожиданностью для них стало то, что вступительные экзамены им предстоит сдавать не в Петродворце, где находилось училище, а в летнем лагере, в ста километрах, в месте под названием Форт «Красная Горка». Въезд в этот район был закрыт для туристов, в него пускали только местных или по спецпропускам. КПП при въезде, где проверялись документы, охранялся почему-то женщинами в чёрной «вохровской» форме.

Лагерь находился на берегу Финского залива. Место было живописное: сосновый бор, развалины старого бастиона, находящегося на высоком береговом мысе, покрытом густым хвойным лесом. На каменистом побережье сохранился каземат, над ним выросла целая роща. Чуть дальше была бетонная платформа с пятью мощными дотами с артиллерийскими амбразурами. Мимо амбразур проходила узкоколейка – ржавая, затоптанная в землю. Чуть дальше стояли пушки, покрашенные бледно-зелёной краской. Все доты были загажены, хотя каждый из них мог бы стать отличным противоатомным убежищем или на худой конец – складом. Под землёй было два этажа. Будущие курсанты с интересом лазили по форту, пробовали даже попасть в одну из сводчатых галерей, но было страшновато. Время там как будто остановилось, была только историческая пустота, вакуум. Галереи чернели как пустые глазницы. Ряд последних дотов были оцеплены колючей проволокой и охранялись так же как и КПП женщинами-вохровцами с винтовками.