Дискурсы Владимира Сорокина - [13]

Беглый взгляд на печатное издание этой книги дает представление о разнородности собранного в ней материала, в силу которого трудно в двух словах пересказать ее сюжет. Поэтому логичнее начать с описания ее графического облика: книга открывается тремя страницами рамочного повествования, набранного курсивом 196. Четвертая страница выглядит как титульная, но содержит лишь заглавие «НОРМА», напечатанное большими буквами (в отличие от собственно титульной страницы этого издания, под номером 3, где нет ни имени автора, ни названия издательства, ни года). Каждый новый раздел книги тоже открывается отдельной страницей, на которой крупными буквами написано: «ЧАСТЬ ПЕРВАЯ», «ЧАСТЬ ВТОРАЯ» и так далее 197. То же сочетание заглавных букв со щедрым расходованием бумаги мы наблюдаем на протяжении всей шестой части 198, которая состоит из двадцати восьми напоминающих лозунги коротких предложений, содержащих слово «НОРМА».

Четвертая часть — двенадцать стихотворений — ближе к традиционному книжному оформлению 199. Каждое стихотворение напечатано на отдельной странице, как обычно и бывает в поэтических сборниках. Однако в противовес типографской практике стихи Сорокина выровнены не только по центру страницы и по левому краю, но и по всей ее длине, что придает оформлению книги дополнительное визуально-художественное измерение200. Выравнивание по левому краю, типичное для печати стихов, используется и во второй части, похожей на поэму и занимающей двадцать три страницы201, но в ней отсутствует характерное для поэзии (и литературы в целом) разнообразие: все строки — одинаковые типы сочетаний прилагательного «нормальный» с существительными в именительном падеже. Перед нами отступление на стыке визуального оформления и семантики (точнее, ее отсутствия).

Первая, третья, пятая и восьмая части резко контрастируют со второй, четвертой и седьмой частями, где на страницах относительно мало текста. Это прозаический текст, напечатанный блоками, очень мелким шрифтом и с необычайно узкими полями (верхнее — менее одного сантиметра, внешнее — полтора сантиметра, нижнее 1,8 сантиметра, а отступ от внутреннего края страницы, что еще более примечательно, составляет менее сантиметра). В этих прозаических главах поражают только достаточно «неэкономные» отступы между фрагментами текста. Пустые промежутки между письмами к Мартину Алексеичу в пятой части202 не очень бросаются в глаза, но в первой части большинство миниатюр, занимающих одну-две страницы, начинается с новой страницы, при этом конец предшествующей страницы остается пустым (с. 12, 42, 56 и 62 заполнены текстом наполовину, с. 14, 58 и 64 — на треть, с. 47 и 60 — только на шестую часть).

Непоследовательность типографских решений выглядит во многом намеренной и указывает на метарефлексию по поводу использования бумаги в печатных изданиях и соотношения между текстом и свободным пространством. Если в прозаических главах активное использование пространства и убористо набранный текст можно истолковать как намек на нехватку бумаги для печати неофициальной литературы в советские времена, то почти пустые титульные страницы и седьмая глава, где каждый лозунг размещен на отдельной странице, наоборот, напоминают читателю о «белом» периоде московского концептуализма. Все это позволяет предположить, что в «Норме» с присущей ей неоднородностью оформления автор в каком-то смысле дает общую картину производства текстов, литературной культуры и взаимодействия читателя с книгой. Кроме того, в отдельных фрагментах книги эту особенность важно воспринимать в единстве с их содержанием в контексте советской культуры.

Во второй части читатель сталкивается с невозможностью воспринимать текст буквально из-за явной избыточности прилагательного «нормальный» в однотипных комбинациях с разными существительными — всего 1562 таких словосочетания. Первое из них написано с большой буквы (единственное во всей главе): «Нормальные роды». Так как все слова, с которыми сочетается прилагательное «нормальный» в начале текста, входят в сематическое поле, связанное с родами, выстраивается схематичное повествование: в результате родов, упомянутых в первой строке, на свет появляется «нормальный мальчик» (вторая строка), у которого, как заключает некий взрослый, вероятно медсестра или врач, «нормальный крик» и «нормальная пуповина»203. Младенец «нормален» и во всем, что касается процессов питания и пищеварения:

нормальное сосание

нормальная моча

нормальный кал

нормальный подгузник

нормальная пеленка204

По мере того как перечисление продолжается, мы понимаем, что мальчика забрали из роддома и он понемногу подрастает: «нормальное ползание»205, «нормальный детсад»206, «нормальное чистописание», «нормальный гол»207, «нормальные девки»208. Вся глава рассказывает историю жизни безымянного мужчины, изложенную в 1562 комбинациях существительных со словом «нормальный». Описание его ранней юности не обходится без грубых выражений («нормальная ебля»209), а период взросления изобилует советскими идеологическими штампами: нормальные политзанятия <...>

нормальный героизм