Дипломатия греха - [19]

У инспектора вырвался вздох восхищения. Обернувшись, я увидел сияющего иерея, спускающегося на пристани с огромным бревном на плече. Впереди него с гордым видом шествовала выполнившая свой долг овчарка.

— Здоров мужик! — с невольной завистью сказал инспектор.

— Ничего особенного, — пожал я плечами, — насколько я догадываюсь, это бревно внутри пустое. Точнее полое, но уже не пустое… Догадываешься, что лежит в этом тайнике?

— И отыскав взглядом в толпе побледневшего Соловьева, я весело подмигнул ему.

* * *

Десять дней спустя, когда, обливаясь потом в душном и прокуренном кабинете, я корпел над написанием всевозможных отчетов и справок, дверь широко распахнулась, и на порог ступил сияющий Разумовский.

— Приветствую уголовный розыск, — прогудел он, пожимая мне руку.

— Привет, привет, — отозвался я. — «привет» в карман не положишь. Где моя заслуженная бутылка «Бургундского»?

— Хе! — хмыкнул вредный иерей. — Если б я не был духовным лицом, я бы сказал: «Бог подаст».

— Вот так всегда, — «расстроился» я, — впрочем, от тебя я ничего хорошего и не ждал. Ну ладно, тогда давай, приноси мне благодарности, хвали меня и восхищайся моими способностями, а я буду оформлять бумаги и млеть от удовольствия.

— За помощь, конечно, спасибо, — осторожно начал иерей, и я сразу насторожился. — Но, собственно говоря, я пришел по другому поводу… У меня к тебе просьба. Не знаю, как сказать… Но я тут пытаюсь решить одну маленькую загадку, и требуется твоя помощь…

— Подожди-подожди, — я отложил ручку в сторону и с укоризной взглянул на Разумовского. — Андрей, я тоже… не знаю, как тебе сказать. Но есть такая штука, как совесть. Чтоб тебе было понятней — это то, чего у тебя нет. Так вот, я уже объяснял тебе, что…

— Ты послушай, — иерей вместе со стулом придвинулся ближе и, невинно глядя мне в глаза, сообщил: — Дело-то совсем простое… Простенькое… Тебе и делать-то ничего не придется. Ну, может, только совсем чуть-чуть. Давай я тебе сейчас все по порядку расскажу. И ты сам поймешь, что поймать и изобличить этого убийцу не так уж и сложно…

— Что?!..

— Э-э… Может быть, я не с того начал или неправильно сказал… Сейчас исправлюсь. Ты только подожди, не психуй, сейчас я все расскажу. Пришла ко мне одна прихожанка. Милая, добрая женщина, но случилась у нее беда. А дело было так…

2. Где твой чёрный пистолет?

Боже! Спаси Ты от мрака

душу проснувшуюся и ужаснувшуюся

мрака и зла, и неправды людей!

Вставших на глас Твой услыши мольбу!

И цепенеющую, в лени коснеющую

жизнь разбуди на святую борьбу!

Я. Полонский

Снег падал на город третий день. Ни дворники, ни рычащие от напряжения на улицах города снегоуборочные машины не могли справиться с ним. Лунный свет чуть посеребрил непорочную белизну небесного пуха, и город казался драгоценным камнем, заточенным в серебряную оправу.

Я сидел за столом в своем кабинете и уныло смотрел на кружащиеся за окном серебряные звездочки. На душе было прескверно. Иногда на меня наваливалось ощущение одиночества. Увы, сколько ни бравируй независимостью и возможностью распоряжаться жизнью по своему усмотрению, долгими зимними вечерами скука и пустота подкарауливают тебя, напоминая, что в холодной тишине квартиры тебя никто не ждет, не обрадуется тебе и даже не заворчит на твое опоздание. Поэтому я не люблю зиму. Даже ностальгическая и мудрая осень не угнетает меня так, как бесшумный снег, кружащийся в желтом свете петербургских фонарей.

Я вздохнул и вытащил из пачки сигарету. Долго смотрел на пляшущее пламя зажигалки, прежде чем закурил.

Тихо скрипнула дверь кабинета.

— Заявления от граждан принимает уполномоченный Самохин, кабинет номер три, — сообщил, я не оборачиваясь.

— Хандришь? — полуспросил, полуутвердил Разумовский, входя. — Вечер, снег, тишина, одиночество… Жениться тебе надо.

— На ком? — горько спросил я, не отрываясь от окна. Они же сбегают от меня через месяц. Кому нужен муж, который за неделю дома не больше двадцати часов проводит? Да и те, как на иголках, в постоянном ожидании вызова… Покажи мне оперативника, проработавшего свыше трех лет и выглядящего на свои годы? Покажи мне оперативника, проработавшего свыше пяти лет и имеющего счастливую и любящую семью? Кому я такой нужен?

— Мне, — нескромно утешил меня иерей. — У меня к тебе дело.

— Заявления от граждан принимает уполномоченный Самохин, кабинет номер три, — тем же тоном повторил я. — Это было сказано специально для тебя. Я разглядел твой силуэт в отражении оконного стекла, как только ты вошел.

— Заканчивай, Иваныч. Сколько тебя знаю, ты все время ворчишь и все время помогаешь. Давай опустим препирания и перейдем сразу к делу, а?.

— Железный ты, что ли? Не видишь: у меня хандра. Острая. Диагноз: «острохандрит»… Почему мне никто не помогает? Почему я должен помогать, а мне…

— «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих», похвалился знанием Ильфа и Петрова Разумовский.

Я на мгновение ожил и поднял голову, но он тут, же добавил:

— Но это относится только к «хандрящим» оперативникам… И все же не верю, чтоб ты, молодой, здоровый парень, не мог найти себе девчонку по душе.

— Где?

— М-да… Хандра, отягощенная цинизмом…