Дипломатическая быль. Записки посла во Франции - [34]

Я ответил, что конечно буду сам и перезвоню, чтобы сообщить имя моего товарища. Нашел Ф. Ф. Молочкова, непререкаемого законодателя наших протокольных правил. Рассказал. Он улыбается: «Конечно, надо идти».

В шесть часов мы с напарником в Елисейском дворце. Встречены, расположены в небольшой гостиной. С нами генерал из окружения президента с женой. С французской стороны также были приглашены два переводчика, но пришел один: князь К. Андронников почему-то уклонится.

Мы были в середине нашего оживленного застолья, когда открылась дверь. Появился де Голль, уже облаченный в парадный мундир для торжественного мероприятия. Он интересуется, все ли в порядке. Говорит несколько любезных слов и, добавив, что не хотел бы мешать, удаляется. Французский президент явно демонстрирует этим, что все, связанное с визитом, он держит под своим личным контролем.

Официальный обед в Елисейском дворце по традиции место произнесения основных политических речей во время визитов руководителей иностранных государств.

Хозяин и высокий гость задают таким образом тон публичному звучанию их переговоров и отношениям между странами, которые они представляют. К тому, что будет сказано в этот вечер 23 марта, внимание особое. Фактически Советский Союз и Франция как два государства в лице первых, облеченных всей полнотой власти руководителей встречались первый раз после 1944 г., когда де Голль посетил Советский Союз, состоялись его переговоры со Сталиным и между СССР и Францией был подписан Договор о союзе и взаимной помощи.

Речи в конце. Под шампанское.

Первое слово, естественно, за де Голлем как за хозяином. Он ставит вопрос остро: «Во времена, в которые мы живем, времена, полные беспокойства, наша встреча может вызвать немало вопросов».

Впрочем, так ли уж остро говорит французский президент? Холодная война, кризис вокруг Берлина, быстро прогрессирующая гонка вооружений, французская война в Алжире… Все это на фоне жесткой идеологической конфронтации. Так что действительно может возникнуть вопрос: зачем эта встреча, что может она дать? Развязать эти проблемы? Немыслимо. Об этом французский президент и не говорит. Он даже не называет конкретных проблем. К тому, что требуется международному сообществу, в чем могут быть полезны Советский Союз и Франция, он подходит шире.

— В условиях, в которых оказался мир, Россия и Франция испытали необходимость увидеться друг с другом, — говорит де Голль, — …увидеться и даже, может быть, положить начало сотрудничеству.

На чем строит свою надежду французский президент?

Прежде всего на ценностях непреходящего значения, характерных для отношений Франции и России. Он говорит о «двух народах, чья душа сложилась в лоне одной цивилизации, народах, которые издавна испытывают друг к другу особое влечение», говорит о «двух государствах, у которых нет непосредственно между собой никаких территориальных споров, никаких неотмщенных обид и которые были союзниками, когда дважды в течение столетия их континент оказался под угрозой в результате чрезмерных амбиций, которые с тех пор исчезли».

Хрущев внимательно следит по тексту перевода (он около каждого советского гостя).

Де Голль заявляет, что имеется и другое, сегодняшнего дня основание для надежды. «Мы предполагаем, — говорит он, ссылаясь на деятельность Хрущева, которая привлекает большое внимание, — что целью вашей политики, целью политики великой страны, которой вы призваны руководить, является разрядка, а быть может, как знать, и согласие». И далее подчеркивает: «Если это так, будьте уверены, что вы найдете в лице Франции народ и государство, полные здравого смысла, силы и решимости для того, чтобы трудиться с полной отдачей во имя мира во всем мире и международного примирения…»[3].

Сегодня, оценивая сказанное после трех с половиной десятилетий, через которые прошел мир и наши отношения с Францией, нельзя не воздать должное трезвости и дальновидности де Голля, стремившегося откликнуться на перемены в политике нашей страны. В тот вечер особая сила слов была, помимо прочего, в их новизне и контрасте с тревожным фоном международной обстановки.

Что касается Хрущева, то он главный акцент делает на европейской ситуации, концентрирует внимание на необходимости заключения мирного договора с Германией. Чтение заранее заготовленного текста, перевод которого тоже разложен на столах, закончен. Однако Хрущев, видимо, решил, что произнесенное им не совсем неадекватно тому, что принесли даже первые часы визита, и усилил сказанное, добавив:

«Я с большим вниманием выслушал вашу речь, господин президент, и я согласен с тем, что вы сказали. Я глубоко убежден, что если Франция и Советский Союз так же, как все миролюбивые страны, объединят свои усилия для того, чтобы обеспечить дружбу между народами, эта цель будет достигнута».

Потребуется немало лет и усилий, взлетов и спадов в советско-французских отношениях, чтобы из мыслей, прозвучавших в тот вечер в блеске Елисейского дворца, сложилась целая полоса политического сближения СССР и Франции, сближения международной значимости, чтобы родилось одно из осевых направлений осуществления политики разрядки. Но слово было сказано тогда.