Дипломатическая быль. Записки посла во Франции - [123]
Спрашивается, что будет тогда означать отсутствие претензий ко мне и посольству?
Итак, до начала заседания министров всего четверть часа… Я звоню помощнику М. С. Горбачева, тому, с кем разговаривал и кто знает суть дела. Объясняю обстановку. Прошу срочно доложить М. С. Горбачеву, чтобы решить вопрос по справедливости. Помощник говорит, что это предельно трудно, но добавляет, что постарается.
И вот минут через двадцать звонок от него мне домой.
— Доложить удалось. М. С. Горбачев считает, что ничего о вас ни писать, ни говорить не следует. Вернуться в Париж. После замены в обычном порядке (я за границей к тому же без перерыва 13 лет), использовать и в дальнейшем на дипломатической работе. — Добавляет: — Б. Панкина я вызвал к телефону с уже начавшегося заседания. Все передал ему. Он ответил, что найдется, что ответить, если вопрос о вас в самом деле будет задан.
Не было, конечно, задано такого вопроса. Решение было утверждено без поправок.
Проблеск справедливости в потоке потрясений. Я с трудом верил в это. Новость быстро распространилась, и многочисленные поздравления напоминали мне о реальности сообщенного мне решения.
17 сентября я улетел утром в Париж. По прилете мы информировали МИД о моем возвращении. Там выразили удовлетворение. Дважды в этот день виделся с Р. Дюма Вечером открыли с ним уникальную выставку в «Гран Опера», посвященную истории балета. Еду домой по рю де л’Опера, когда раздается звонок в машину. Срочная телеграмма из Москвы.
Наверно, не к добру, мелькает мысль. Так и есть. Сухое указание возвратиться домой. Подпись: В. Петровский.
Дипломатическая профессия сродни военной. Дипломат, особенно посол, должен быть всегда готов к перемещениям, отъезду, и причины для этого могут быть самые разнообразные, связанные как с его деятельностью, так и с какими-либо государственными интересами, к которым он может и не иметь прямого отношения. Но в данном случае речь шла о драматическом стечении обстоятельств. Всего несколько часов назад я вылетел из Москвы с благословения президента страны и вечером того же дня получил указание прямо противоположного свойства Что могло произойти за время полета самолета из Москвы в Париж? Вопрос представлялся настолько естественным, что я позволил себе задать его Москве, написав телеграмму, адресованную непосредственно М. С. Горбачеву. Через сутки приходит ответ. Он вновь написан В. Петровским. Мне подтверждается указание в срочном порядке завершить миссию в Париже. Недоумение остается. Видимо, в Москве М. С. Горбачев метался из стороны в сторону еще больше, чем Ф. Миттеран в Париже. Но я далеко от Москвы и свое время и внимание направляю на то, чтобы, несмотря ни на что, достойно распрощаться с Францией. Я продолжаю выступать перед французской аудиторией, участвую в радио- и телепередачах, провожу дипломатические встречи. Приходит послание от М. С. Горбачева Ф. Миттерану. Ф. Миттеран принимает меня 3 октября. У него по-прежнему большой интерес к развитию дел в Советском Союзе. Он, как и раньше, подчеркивает свою позицию в пользу сохранения единства Советского Союза. Правда, добавляет на этот раз: «Но главное в этом вопросе зависит, разумеется, от вас самих, мы можем лишь оказывать содействие». В справедливости этих слов не откажешь, тем более что в этот же день он принимает пролетавшего через Париж председателя Верховного Совета Украины Л. Кравчука, окружение которого предупредило нас, чтобы ни в аэропорту, нигде в другом месте Парижа рядом с делегацией не появлялся ни один представитель посольства, даже консульский работник. В нашей делегации, поясняет посетивший меня министр иностранных дел УССР А. М. Зленко, есть представители Руха, а это такие люди, такие люди…
В заключение беседы сообщаю Ф. Миттерану, что через несколько дней уезжаю… Следует сожаление (так во всех случаях принято в международной практике). Однако президент добавляет, что обязательно встретится со мной специально до моего отъезда. Он тут же поручает Пьеру Морелю подобрать время для такой встречи.
8 октября я снова в Елисейском дворце с президентом. Он принимает меня один. Я пришел вместе с А. Шульгиным. Разговор не просто прощальный. Мы говорим о глубоких переменах в мире, в Европе, в Советском Союзе, об отношениях между нашими странами. Ф. Миттеран высоко отзывается о моей работе в Париже на поприще советско-французских отношений вообще.
— С вами было легко, — говорит он.
Президент выражает надежду, что моя деятельность будет впредь связана с отношениями между нашими странами, и во всяком случае высказывает пожелание дальнейших встреч. Прощание теплое, хотя в такого рода вещах требуются поправки на дипломатические условности. Мы действительно часто встречались с Ф. Миттераном. Разговоры, даже короткие, бывали всегда содержательными.
Даю прощальный прием. Париж щедро ответил на приглашение. Гостей много, и они зашли не на минутку, а провести вечер. Здесь и друзья, которых мы знаем уже десятки лет, и новые знакомые. Михаил Шемякин украсил главный зал великолепной пастелью.
Пришел Р. Дюма. Он поинтересовался, чем я могу заниматься в Москве. В его вопросе я почувствовал нечто большее, чем вежливость. Откровенно ответил, что с учетом неясности вокруг отъезда мне трудно сказать что-либо определенное и насчет моего будущего.
Книга Ю.В. Дубинина, известного российского дипломата и профессора МГИМО(У) МИД РФ, — первый в нашей стране учебник по ведению переговоров. Выпущенная в 2006 году она сразу получила широкое признание и используется при преподавании переговорного мастерства в МГИМО(У) и Дипломатической академии МИД РФ, МГУ им. М.В. Ломоносова и других высших учебных заведениях России. Вашему вниманию предлагается третье издание этой книги, расширенное и актуализированное. Оно стало необходимым в силу возрастания роли России в международном переговорном процессе, быстрого развития науки о переговорах, совершенствования искусства их ведения. Эта книга может представить интерес не только для тех, кто готовится стать участником переговоров — важных и увлекательнейших состязаний интеллекта и характера, но и для всех, кто захочет ознакомиться с тем, как это делается.
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.