Динозавр [Anonymous Rex] - [6]

Мне снится, как я приближаюсь к женщине и спрашиваю, не хочет ли она, чтобы я увел ее отсюда, из этой беспощадной бойни, но женщина смеется и целует меня в нос, как будто я ее любимый зверек или плюшевый мишка.

Мне снится, как женщина подтачивает себе пилочкой ногти, а потом встает на дыбы и кидается в битву, стрелою вонзаясь в груду корчащейся плоти динозавров.

2

На следующее утро меня ждет Тейтельбаум; все именно так, как я себе представлял. Я вижу его массивный силуэт сквозь стеклянные кирпичи, из которых сложена внешняя стена офиса. Он никогда не вылезает из-за этого дубового письменного стола, даже в самых критических ситуациях — что бы ни случилось, весь персонал обязан собраться в этой невзрачной комнате, заполненной самым наихудшим из того, что предлагают сувенирные лавки в аэропортах всего мира. Кокосовый орех с намалеванными на нем Гавайскими островами. Полотенце с машинной вышивкой: «Меня обчистили в Лас-Вегасе». Формочка для льда с ячейками в виде Австралийского континента. А поскольку в кабинете всего два доступных посетителям стула, большинству сотрудников приходится сидеть на полу, подпирать собой стены или стоять навытяжку, выслушивая его легендарные эпически длинные речи. На редкость унизительная процедура, причем я уверен, что Тейтельбаум именно этого и добивается.

Я бы не удивился, узнав, что он окончательно застрял в своем кожаном кресле, этот жирный… жирный… боров. Впрочем, все эти мысли совершенно некстати, и с моей стороны заведомо несправедливо критиковать Тиранозавра Рекса за его проблемы с весом. Несомненно, под этой вялой оболочкой скрывается некоторое количество мышечного волокна, а всякому известно, что мускулы тяжелее жира. Или это вода легче мускулов? Одним словом, всякий раз, когда ты смотришь на Тейтельбаума, видишь перед собой старую жирную тушу, и я не побоюсь повторить это. Жирная туша!

Я слегка под кайфом, так как рассудил, что не будет ни морально оправданным, ни разумным предстать кристально трезвым или, напротив, в стельку обдолбанным, а вот такая легкая эйфория подходит мне идеально. Окружающая действительность протекает со скоростью в три четверти реального, самой для меня подходящей, чтобы воспринимать мир во всех насущных подробностях, пропуская и/или пренебрегая при этом любыми проявлениями враждебности. Клерки в секретариате натурально опешили, когда я проходил мимо, было слышно, как приглушенный шепот разносит между кабинками мое имя. Плевать. Все замечательно.

«ТруТел» — самое большое в Лос-Анджелесе и второе по величине в Калифорнии детективное агентство. Они регулярно пользовались моими услугами, пока я окончательно не испортил себе репутацию. Когда рядом был Эрни, нас часто звали помочь в том или ином деле, где требовалась особенно тяжелая и конфиденциальная работа. Мы провернули несколько дел, балансирующих на грани закона, из тех, что агентство никак не могло отразить в своих записях, и платили нам действительно щедро. Разумеется, если ты имеешь дело с «ТруТел», то дело ты имеешь с Тейтельбаумом, и это уже совершенно другое дело. Он любит подкинуть дельце частным детективам, а потом смотреть, как мы, будто петухи, выцарапываем друг у друга право заработать мизерные комиссионные, но если ты дорожишь своей работой, приходится иногда пригнуться или улыбнуться Т-Рексу.

Пора бросить вызов святая святых.

Я деланно твердым шагом вхожу в комнату и говорю деланно бодрым голосом:

— Доброе утро, мистер Тейтельбаум. Вы выглядите… неплохо. Сбросили пару фунтов.

Ноги у меня под контролем, все тело у меня под контролем.

— Выглядишь, как настоящее дерьмо, — бормочет Тейтельбаум и показывает на стул. Я охотно принимаю его предложение.

Судя по обрывкам разговоров, услышанным мною в приемной, здешний заправила, чье человеческое обличье являет собой помесь Оливера Гарди и наделенного сознанием сгустка пота, последнюю неделю большую часть своего времени посвящает повой игрушке, полученной уже дней восемь тому назад, по все еще не может в ней разобраться. На углу Тейтельбаумова стола расположилось одно из этих устройств с четырьмя металлическими шарами, леской соединенными с коромыслом. Отведя в сторону и отпустив крайний шар, ты становишься свидетелем чудес Ньютоновой физики, наблюдая, как четыре сферы часами стучат друг о друга, прежде чем остановиться. Тейтельбаум, который, скорей всего, никогда не слышал ни о Ньютоне, ни, возможно, о физике вообще, все это время потел, стараясь разоблачить подвох в своей новой игрушке. Глядя на нее, он ворчал, вздыхал и, едва доставая хилыми ручками до края стола, снова и снова безуспешно пытался неуклюжими ударами запустить диковину.

— Простите, — прерываю я высоконаучные изыскания. — Можно мне попробовать? — И, не дожидаясь ответа, хватаю и отпускаю один из серебряных шаров. В тиши кабинета равномерные щелчки агрегата кажутся особенно звучными.

Тейтельбаум, широко разинув рот, щелк-щелк-щелк, с благоговением пялится на шары, щелк-щелк-щелк. На завтрак он сожрал овцу — я вижу шерсть у него на зубах. Наконец дурачина приходит в себя, хотя совершенно очевидно, что ему до смерти хочется спросить, какой магической силой я привел в действие упрямую машину.