Династия - [9]

Это предсказание оказалось лишь небольшим преувеличением: грязь доходила до колен. Следы грязи виднелись и на подпруге, и на одежде. Бедняга Додмэн, с его короткими ногами, страдал гораздо сильнее, чем длинноногие лошади; временами Элеонора даже подумывала встать и идти пешком, вернее, пробираться вброд, но долготерпение животного было вознаграждено, и каким-то чудом их обоих вывозило. К полудню они добрались до небольшого мощеного участка дороги, ведущей к Йорку. Здесь можно было встретить путешественников всех мастей и в таком количестве, что Элеонора только диву давалась и, не удержавшись, спросила:

— Здесь всегда так многолюдно?

— О нет, госпожа, мы не называем это многолюдностью, — ответил ей Морланд насмешливо.

По мере того как они продвигались к северу, его речь становилась все более небрежной. Он все чаще переходил на привычный ему северный говор:

— Видали б вы, как тут на ярмарку иль в базарный день!

— Нам еще далеко ехать? — спросила Элеонора, когда они продвинулись немного вперед.

На этот раз обернулся Роберт и ответил с застенчивой улыбкой:

— Можно сказать, что мы уже приехали. Видите вон те ворота впереди? А стены города?

— О да, сейчас я их различаю. Так это и есть город Йорк? — Элеонора чувствовала большой интерес ко всему, что видела. Однажды она была в большом городе Винчестере. Но кроме этого, ей нечего было вспомнить, разве что посещение небольших деревушек. Мысль о жизни вблизи города очень вдохновляла ее. Подъезжая ближе и предвкушая новые впечатления, она начала явно осязать доходивший до нее запах города и различать звук церковных колоколов, льющийся широкой густой волной над красивыми белыми стенами. Эти ощущения застали ее врасплох. Что касалось запаха, то она никогда не представляла себе ничего подобного, прожив всю жизнь в господском доме, который регулярно ароматизировался. Здесь же стояла невыносимая вонь, вобравшая в себя одновременно запахи немытых человеческих тел, животных и всяческих отходов, собранных в отгороженных местах. Впечатление от звука было несколько иного рода: ее поразила мощь колокольных переливов, распространяющихся по всему городу. Казалось, что своими медными языками колокола сотрясают сам воздух.

— Отчего звонят все эти колокола? — спросила она Роберта, который все еще ехал рядом с ней.

— Они звонят постоянно, — объяснил он. — Одни отбивают час, другие созывают людей на встречу, третьи оповещают о поминании умерших. Я думаю, многим большим церквам приходится звонить целый день, чтобы только исполнить поминание.

— Мне нравится, как они звонят, — заметила Элеонора. — Мне бы хотелось знать, что, когда я умру, по мне так же будут звонить колокола каждый год.

— Если вам нравятся колокола, только подождите до конца месяца, когда наступит День всех святых[4]. Каждый колокол в каждой церкви будет звонить всю ночь, да и следующую тоже.

Наш дом стоит так близко от городских стен, что нам едва ли удается поспать, пока не переменится направление ветра.

— Скажите мне, — заговорила Элеонора внезапно, глядя на Большие ворота. — Что это за коричневые штуки на шпилях над воротами? Они похожи на какие-то гигантские тыквы.

Не получив сразу ответа на свой вопрос, Элеонора оглянулась на Роберта и увидела выражение любопытства на его лице.

— А что, разве вы не догадываетесь? — спросил он в свою очередь.

Она только покачала головой и добавила:

— Я бы не спрашивала, если бы знала, что это такое.

— Это головы, вернее то, что от них осталось. Головы преступников, которых поймали и казнили в городе. Сначала их повесили, а потом четвертовали. Головы же насаживают на кол, пока не сгниют или их не растерзают коршуны.

— О, — только и вымолвила Элеонора и отвернулась. Конечно, нарушители закона понесли заслуженное наказание, но мысль о том, что она будет ехать через городские ворота, сопровождаемая их пустым мертвым взглядом, совсем не приводила ее в восторг.

— Вы привыкнете к этому, — успокоил ее Роберт, стараясь сдержать улыбку в ответ на ее очевидное замешательство.

Элеоноре не нравилось выглядеть глупой деревенской простушкой.

— Мне вообще-то все равно, сэр, — произнесла она едко. — Я переживала только о том, что вы станете делать, если одна из них свалится вам на голову, когда вы будете проезжать через ворота?

— В таких переживаниях нет необходимости, потому что мы уже дома.

Слово прозвучало для Элеоноры странным и чужим, ведь дом для нее остался далеко позади. Тем не менее, это место будет называться ее домом до конца ее дней. Было бы неестественно, если бы Элеонора не испытала хоть какого-либо интереса к тому, что видела. Мощная крепостная стена защищала дом со стороны дороги, а большие, обитые железом ворота были открыты в ожидании хозяев. Они проехали через ворота и оказались на крестьянском дворе, где бегали цыплята и рылись в грязи свиньи.

Взору Элеоноры предстал и сам дом. Это было деревянное строение с большим выступающим на восток фасадом, с балконами на первом этаже, которые открывали доступ в комнаты наверху. За ним, по обе стороны, тянулись другие постройки, возведенные в разное время, так что сверху это было пестрое разноцветие крыш. Беспорядочное соединение построек и составляло Микл Лит. Это название как раз и было вырезано на каменной перемычке над входной дверью. Дом, куда приехала Элеонора, выглядел, как и должен был выглядеть крестьянский дом, — большим, каким-то растянувшимся и очень деревенским.