Дилетант галактических войн - [110]

— Это, — прокомментировал он с видом лектора, — то, что вы так любите. В смысле бриллиант. Цените, специально ради встречи с вами я взял не алмазы, а огранённые бриллианты, которые вы так хотели видеть в качестве выкупа. Алмазы для нас стоят немного, а вот правильно огранённый камень — удовольствие не из дешёвых. Но что поделать, уговор дороже денег, поэтому специально для вас я растёр в порошок не алмазы, а самые настоящие бриллианты. Цените доброе к вам отношение… А теперь давайте извлечём кляп и откроем ротик. Вот так… Ай, гад, ну зачем кусаться-то? И не отворачивай морду, не отворачивай, всё равно не поможет…

Вот так, с шутками и прибаутками, Ланцет влил в глотку Гольденвейзера адскую смесь и заставил проглотить. Потом отошёл и, склонив голову набок, с удовольствием понаблюдал за делом рук своих.

— Подыхать будет долго и мучительно. Как, командир, заняться вторым?

— Погоди, Паш, пока не стоит. У меня к нему есть пара вопросов.

Ланцет согласно кивнул, знал, что своё он всё равно не упустит. Ведь для него его нынешняя работа была не только профессией, но и любимым делом, и боль он, в отличие от многих других садистов, умел причинять интересно и с огоньком. За что его Ковалёв, надо сказать, и ценил — Ланцет наглядно показывал, что достижения сверхцивилизации могут сделать из заурядного, в общем-то, стоматолога. И результатов он, как правило, добивался. С инородцами, конечно, часто отнюдь не с первого раза, а вот с людьми — почти всегда. Ничего удивительного, люди для него были материалом хорошо изученным, можно сказать, привычным.

Ковалёв внимательно посмотрел на бородатого. Тот, казалось, совершенно не боялся, и даже вид корчащегося от невыносимой боли подельника (чтобы не орал и не портил своими неэстетичными воплями всю картину, Ланцет запихал ему кляп обратно в рот), похоже, впечатления на него не произвёл. То ли абсолютно бесстрашный человек, то ли просто настолько привык, что с авторитетами его уровня ничего не может случиться в принципе, что даже всё произошедшее его в этом не разубедило. Верит, что его положение от смерти и от пыток его спасёт… Зря, зря, требовалось развеять это опасное заблуждение. Насчёт смерти, конечно, видно будет, Ковалёв ещё сам не решил, что с ним делать дальше, а вот насчёт всего остального — точно зря. Не привык адмирал спускать оскорбления и тем более наезды. Но всё же начал он со слов, надежда на здравомыслие пленного ещё оставалась.

— Итак, вы готовы отвечать на вопросы? Нет? Ну, это вы зря. Тогда к делу. Павел Аркадьевич, приступайте.

Ланцет улыбнулся и с готовностью шагнул к клиенту. Уж он-то знал правдивость старой истины, заключённой в пословице хирургов: «Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается».

Глава 8

Профессионал всё-таки в любом деле профессионал. Буквально за две минуты Ланцет довёл бородатого до состояния истерики, когда он был готов отвечать на любые вопросы. И ничего в этом особенного не было, просто человек, который привык, что подчиняются ему беспрекословно, а любое желание исполняется как по команде «бегом», вдруг обнаружил, что никого, кто бросился бы на помощь, рядом нет, и мир его, спокойный и привычный, дал трещину. А потом пришла боль, и мир развалился вовсе. Цыганский барон никогда не подозревал, что человеку может быть ТАК больно. И при этом не упало ни капли крови, на теле не добавилось ни одного синяка! Нет, это вам не какие-то костоломы из тюремных дознавателей, это работа профи, выращенного державой. Державой, которая даже явно ненормальному найдёт своё место и использует его с максимальной эффективностью. И пускай от державы остался лишь осколок, наконечник рассыпавшегося от старости копья, всё равно возможности даже этого кусочка были впечатляющими.

Кстати, что интересно, психом Ланцет уже не был. Все психические заболевания лечились в империи, что называется, на раз, так что склонность к садизму у него, после долгих раздумий, решили подавить — Шерр сказал, что иначе в будущем это может аукнуться. Но задумки-то, задумки-то остались. И фантазия осталась, и навыки. Поэтому Ланцет и был великолепным палачом, поэтому Ковалёв и радовался, что земляк оказался дома. Адмиралу ведь не столь важен был Ланцет как боевая единица, сколь именно как палач. Никто не должен был осмелиться в дальнейшем покуситься на Ковалёва, его семью или кого-либо из его людей. Урок должен быть страшным, а что может быть страшнее, чем попасть в руки Ланцета? Ковалёв на этот вопрос ответить затруднялся.

Пока Ланцет «разогревал» цыгана, Ковалёв вытащил из кармана блокнот, карандаш и начал набрасывать вопросы, которые хотел задать, чтобы не забыть ничего. Большинство его товарищей предпочитали электронные записные книжки, но Ковалёв, хотя и не любил писать от руки, когда торопился, по привычке пользовался бумагой. Привычка сформировалась, когда он ещё не был ни адмиралом, ни даже обычным инженером-буровиком. Привычка сформировалась чуть раньше, когда он был подающим надежды молодым учёным, с голодухи в лихие девяностые распростившимся с научной карьерой ради куска хлеба.