— Ах, это, — Папаша Дюбуа уже приготовился услышать звон наручников. Ему следовало бы знать, что они все выяснят, так или иначе. Плохо, что все происходит на глазах у его семьи, на глазах у Аннет…
— Это очень необычный случай, поэтому шеф специально послал нас.
Сержант Висерс осторожно достал тысячедолларовую банкноту. Папаша Дюбуаа закрыл глаза.
— Вот! — сказал сержант. — Она ваша! Так гласит закон. Если никто не заявил о пропаже вещи в течение девяноста дней, находка принадлежит обнаружившему ее лицу.
— Я… я не знал это, — заикаясь, проговорил Папаша Дюбуа.
Фотограф защелкал фотоаппаратом, и вспышки магния осветили его, стоящего с тысячедолларовой банкнотой в руке.
— Что вы собираетесь делать с такой суммой, Папаша Дюбуа? — спросил кто-то.
— Я… я еще не знаю. — Несмотря на растерянность, один факт для него был очевиден: банкнота получила официальное подтверждение, и газета напечатает всю историю. Он мог бы пойти в банк, он мог бы пойти к Фраерли, и они примут ее без вопросов. Аннет наконец-то получит прекрасное новое пианино.
Он слышал, как кто-то спросил Франсуа:
— Вы собираетесь как-то помочь вашему отцу использовать эти деньги?
И Франсуа, как примерный сын, кем он и был в действительности, ответил:
— Деньги принадлежат ему. Мне даже в голову не приходит спрашивать, что он собирается с ними делать.
— Мистер Дюбуа, — раздался еще чей-то голос, — что заставило вас отнести такие большие деньги в полицию, когда вы легко могли бы потратить их на себя и никто бы ничего не узнал?
Папаша Дюбуа облизнул сухие губы. Совесть проснулась и мучила его.
— Ч-что за-аставило меня?.. — забормотал он. Что ему нужно было ответить?
Но совершенно неожиданно на этот вопрос ответила Аннет. Ее голос был звонкий, ясный, решительный, и он был наполнен неописуемой гордостью.
— Мистер, разве вы никогда не слышали о Джордже Вашингтоне и Аврааме Линкольне, когда вы ходили в школу? Мой дедушка такой же, как Вашингтон и Линкольн. Мой дедушка честный человек!..
Когда они ушли, Папаша Дюбуа остался сидеть в своей комнате, слушая сквозь тонкие стены легкую, радостную музыку, которую играла Аннет, и, глядя на небольшой огонь, пляшущий в камине, улыбался. Да, заказать новое пианино было бы теперь так легко. Все препятствия исчезли. Все, кроме его совести. И кроме гордости, которую испытывала за него Аннет.
И, кроме того, существовал округ, больше похожий на деревню в Новом Орлеане, где буквально все, — от края до края — знали, что Папаша Дюбуа был честным человеком. И купюра полетела в огонь.