Диктатура пролетариата - [44]

Но тот, кто видел плоды таких рассуждений в России, не может не воззвать к нашему обществу, к ошущению полной юридической защищенности, к нашему правосознанию: не искушайте судьбу! будьте осторожны! Считаю, я имею право сказать тому, кто увлечен классовой теорией: отправляйтесь в Россию и проведите пару дней в здании суда. И вы увидите, насколько мал процент дел, действительно связанных с «классовыми интересами» и «классовыми взглядами» – если только не притягивать понятия за уши, к чему обязывает куцый, купирующий самостоятельное критическое мышление коммунистический жаргон.

И если это так, тогда общество должно не искусственным образом вживлять классовую теорию в судопроизводство, а наоборот, единодушно и сознательно оберегать закон от вмешательства классового мировоззрения. Мы же, позиционирующие себя как противники классовой борьбы, должны быть готовы использовать для защиты от нигилизма наши взгляды и чувства. Не важно, каковы его истоки и каким образом он растет и распространяется – мы должны осознавать, что нормальное человеческое чувство справедливости не обусловлено исключительно экономическими соображениями и классовой принадлежностью. Недаром богиня правосудия с древних времен изображается с весами в руках. Недаром всегда и везде в нормальной судебной практике приговор выносился незаинтересованной третьей стороной, а справедливость ставилась превыше власти и силы. Недаром даже государственные органы при возникновении судебного конфликта с гражданами должны передать рассмотрение дела и решение по нему в руки как можно более объективных нейтральных лиц.

Если в нашей стране какая-нибудь партия или некий класс попытаются во время процедуры выборов сделать из суда отдельный орган власти, тогда нам необходимо будет совместными усилиями внедрить новые формы судов, не допускающие таких преобразований.

VIII. Мировоззрение и наука

Политика большевистского режима в отношении научных учреждений, школ и прочих составляющих духовной жизни характеризуется, безусловно, исключительной неясностью и беспорядочным прожектерством. Из-за жалких экономических условий и вмешательства отдельных личностей картина становится ещё менее ясной. Однако найти основной мотив ряда бесцеремонных вмешательств и личных гонений в упомянутых сферах, в чисто большевистском духе, не так сложно. То, что можно назвать программой русских коммунистов в отношении науки, подводит нас прямо к мировоззрению их духовных вождей, показывает нам его догмы и отправную точку.

Особого внимания в некотором смысле заслуживают три особенности образовательных программ. Всюду можно встретить в более или менее оформленном виде три следующих требования:

Всё преподавание истории должно основываться на «историческом материализме».

В преподавании естественной истории единственной ведущей линией должна быть теория эволюции.

От всей «идеалистической философии» необходимо избавиться. Философия, теперь официально переименованная в мировоззрение, должна опираться на чистый материализм. Вместе с идеализмом, соответственно, предано анафеме и всё, что имеет отношение к метафизике, мистике, религии – религии в том смысле, который этому понятию придают коммунисты. Бревна в своём собственном глазу они, разумеется, не видят.

Всё это содержит явную отсылку к тому духовному течению, которое победоносно ворвалось в интеллектуальные круги Севера, сформировавшись до этого в крупных культурных странах Европы, особенно в третьей четверти XIX века. Приведу его главные черты по Котляревскому, замечательному русскому литературоведу, – однако мы, пожилые, можем с лёгкостью проследить развитие этого движения исходя из наших собственных впечатлений.

С конца 40-х годов по 80-е годы минувшего столетия наука отмечала большие достижения в области точных, особенно естественных, наук. В искусстве и литературе это время стало периодом расцвета реализма и натурализма, то есть того же рода «точных» жизненных наблюдений, но облачённых в художественную форму. Расцвет точных наук оказал мощное влияние на взгляды, пришедшие на смену предшествующей романтической эпохе. Все основополагающие жизненные вопросы, прежде всего религия и мораль, получили новое толкование.

Под впечатлением великих научных открытий поначалу казалось, что вопросы религии и морали наконец-то можно полностью разрешить благодаря науке. К религии как к реально существующей связи между «небом» и «землёй» относились крайне враждебно, все старые формы религиозного мышления и религиозного чувства отвергались или, по крайней мере, игнорировались. Последнее заменяли почтением к природе, существующей по неизменным законам – естественным законам, которые человек обнаруживает и точно определяет. Вопрос о том, почему и для чего существует этот созданный мир, оставили открытым. Его посчитали либо бесполезным, либо чем-то выходящим за рамки нашей компетенции, а потому неразрешимым, что ни думай и как ни фантазируй. Но затем следовал вопрос «как» и «в силу каких законов» существует видимый мир – на этот вопрос научное, особенно естественно-научное мировоззрение как раз могло дать исчерпывающий ответ. Такие законы, управляющие нашей земной жизнью, порой математически точные и полностью контролируемые, в ту эпоху беспрестанно открывали, один за другим, во всех точных сферах. Человек вполне мог преисполниться гордой веры в самого себя.