Диктатор - [10]
Король. Нет, я игр не люблю.
Граф. Каких бы то ни было?
Король. Тех, которые я знаю. (Подумав). Чистый случай, по-моему, вроде безумия, его загадочность исчерпывается сразу.
Граф. А если мы имеем случай не в чистом виде, если он дан только, как алкоголь в вине?
Король. А… может быть.
Граф. Я в достаточной мере игрок и вполне могу себе представить, что, будь я король, я бы выбрал Дени, следуя импульсу игрока.
Королева. Вы верите в его удачу?
Граф. Не совсем так, ваше величество. У меня такое ощущение, что он несет с собой гораздо большую силу азарта, чем такой человек, как я. И мой лично азарт испытывает как бы притяжение этой массы.
Король,как бы про себя. Разве это так уж успокоительно?..
Королева,графу. Я как раз говорила королю, что этот человек, пожалуй, внушает мне больше доверия, когда я думаю о будущем, чем все ваши так называемые испытанные политики… Не есть ли это, приблизительно, то же самое, что ощущаете и вы?
Граф. До известной степени. Ваше величество обращает, как мне кажется, наше внимание на одну более внутреннюю особенность натуры Дени. Мне лично прежде всего бросается в глаза ореол человека, окружающие его возможности событий… (Продолжая). Именно на то, что он еще в большей мере человек, нежели политик, что в нем человек преобладает над доктринером. Как бы он ни считал себя проникнутым своими взглядами, отнюдь не невозможно, что власть, что близость к земному величию, к тому, что в этом величии есть самого благородного и самого обаятельного (он чуть заметно склонился в сторону короля, потом в сторону королевы), что доступ в эту блистательную область жизни окажут на него наилучшее действие.
Король,развеселенный этими эвфемизмами. Выражаясь не столь академическим слогом, он прежде всего честолюбив?
Граф. Честолюбив, ваше величество… да все эти люди честолюбивы. Но если мы не можем представить себе ясно, что именно делается у них в голове, когда их мучит честолюбие, что они видят, да, какие видения, какие озарения вспыхивают в них в такие минуты, то это слово нам еще ничего не говорит. Честолюбив! Но ваш первый капеллан тоже честолюбив, и ваш третий поваренок тоже.
Король, слушавший с величайшим интересом, задумывается.
Королева. А его честолюбие вы себе представляете?
Граф,в более легком тоне, как бы раскаиваясь, что он был так тяжеловесно серьезен. Да простит меня ваше величество! Но до сегодняшнего дня я об этом мало думал. К завтрашнему дню я постараюсь придумать что-нибудь такое, что могло бы спасти хотя бы мое самолюбие.
Король. Не поздновато ли будет?
Граф,как бы спохватываясь. Это верно. (Осторожно). В отношении этого господина Дени вопрос, мне кажется, ставится так: с дней его юности, с тех пор, как сложился его характер, одна ли единственная мечта о величии, неизменно та же, тешит его? Или их больше, чем одна? Одна или больше, чем одна?
Королева. Это так важно знать?
Граф. Страшно важно.
Король,весело. Да что вы!
Граф. Если она одна, тогда прошу их величества меня извинить — тогда нам крышка.
Королева. Но почему? Боже мой!
Граф,убежденно, но с юмором. Потому что тогда его мечта о величии ясна, как день. Он видит себя в кабинете вроде этого, но только больше, головокружительнее: внизу ковры, но наверху облачный купол. Какие-то люди, меньше его ростом, довольно плохо одетые, стоят вокруг него кольцом, на расстоянии, руки по швам. Они ждут его приказаний: среди каковых значатся… мое повешение, например, или… или…
Король,смеясь. Мое.
Граф. Вы преувеличиваете, ваше величество. Скажем, ваше перемещение в укрепленную зону.
Королева,смеясь и вздрагивая. У вас очаровательное воображение.
Граф. Одна или больше, чем одна. Я склонен думать, что больше, чем одна. Да, у этого человека должно быть несколько видений, попеременно, и одно чувство величия, более яркое, нежели самые эти видения, как в иных странах свет важнее, чем пейзаж. Не правда ли, ваше величество? Знать, от чего сжимаются у человека кулаки, когда он размышляет наедине с собой — вот что нужно. Так вот он, я думаю, откликается не на видение, а на чувство величия. И даже, вероятно, бывает, что такое видение ему вдруг опротивеет: и тогда его чувство величия не знает, на что опереться. (Конфиденциально). Ах, это была бы лучшая минута… Если бы как раз в такую минуту его застать… то многое было бы возможно.
Молчание. По лицу короля видно, что намек графа он уловил. Королева, слушавшая с крайним интересом, остается некоторое время погруженной в собственные мысли.
Королева,вдруг, серьезно. Это верно… да, да… это так и есть… (Граф выражает жестом скромный протест). Я хочу сказать, что достаточно раз или два увидеть человека, о котором вы говорите, чтобы инстинктивно почувствовать то же самое.
Граф,с большей непринужденностью и как бы заканчивая. Во всяком случае, лучше иметь дело с ним, чем, скажем, с Фереолем или с каким-нибудь Фиориньи.
Король. Фереоль? Вы его считаете очень опасным? Я на него смотрел больше как на митингового тенора. Мне даже говорили, что за некоторую сумму денег…
Граф. Хм! Меня бы это удивило… Видите ли, ваше величество, я, для своих надобностей, разделяю людей на две большие категории: на тех, с которыми можно надеяться спасти шкуру, и… на остальных. Вы, например, ваше величество, вы, может быть, велите в один прекрасный день меня расстрелять, но вплоть до команды «пли!» я еще буду надеяться.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Андре Симон "Я обвиняю"Книга вышла на английском языке в 1940 году в Нью-Йорке в издательстве "Dial Press" под заглавием "J'accuse! The men, who betrayed France". По предположениям иностранной прессы, автор её -- видный французский журналист, который не счёл возможным выступить под своим именем. В настоящем издании книга печатается с некоторыми сокращениями.Гордон Уотерфилд "Что произошло во Франции".Книга выла в 1940 году в Англии под названием "What happened to France". Автор её состоял корреспондентом агентства "Рейтер" при французской армии.
В романе с поразительной художественной силой и объективностью изображены любовь и эрос Парижа. Сладострастно-любовные токи города пронизывают жизнь героев, незримо воздействуя на их души и судьбы.Четвертая часть тетралогии «Люди доброй воли».
Две тайны. Два сложных положения. Две ветви событий. И у каждой свой запах, каждая расцветает по-своему. Жизнь богата, в сорок лет она, пожалуй, богаче, чем в двадцать, вопреки обычным взглядам. Человек в двадцать лет — это шофер, опьяненный машиной, не видящий пейзажа. И, кроме того, он не осмысливает сложных положений. Рубит с плеча. Чтобы находить удовольствие в сложных операциях, надо иметь навык в простых…Третья часть тетралогии «Люди доброй воли».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Мир приключений» (журнал) — российский и советский иллюстрированный журнал (сборник) повестей и рассказов, который выпускал в 1910–1918 и 1922–1930 издатель П. П. Сойкин (первоначально — как приложение к журналу «Природа и люди»). С 1912 по 1926 годы (включительно) в журнале нумеровались не страницы, а столбцы — по два на страницу (даже если фактически на странице всего один столбец, как в данном номере на странице 117–118). Журнал издавался в годы грандиозной перестройки правил русского языка.