Диктатор и гамак - [54]
Он хотел было рассмеяться, но тут вдруг ему в голову пришла другая мысль,
или, скорее, она свалилась ему на голову, как дикая кошка;
смертельный удар.
Эти парни, что горланили и били витрины, эта свора шавок, спущенных на гетто, эти свиные рыла, которые отправлялись сожрать цирюльника живьем…
Они тоже не имели имен!
«А завтра они скажут, что они здесь ни при чем», — подумал он, наблюдая, как они набрасываются на Чарли…
Сам он принадлежал именно к этой анонимности, а не к другой, не к безымянности жертв. Он был одним из людей Геррильо Мартинса, любителем человеческой смерти, специалистом по исчезновениям.
— В этом я с тобой также согласен, — отозвался у него в голове голос Перейры.
Его рука в последний раз нащупала бутылку.
Пустую.
23.
Дорогая Соня,
я почти закончил с двойником. Я хотел бы вернуть вам ваш набросок. Если вы не отправились прогуляться, мы могли бы встретиться после моего возвращения. Мы с женой будем на следующей неделе, мы выбираем небольшие тихие дороги, потихоньку читая вслух последний роман Филипа Рота.
24.
Дорогой автор,
почему вы решили, будто я должна «отправиться прогуляться»? Вы полагаете, что, достигнув известного возраста, все женщины, которые в душе немного актрисы, страдают синдромом Рифеншталь? Гитлер не был песней моей юности, и у меня нет ни пристрастия к погружениям с аквалангом, ни малейшего желания идти отнимать портрет у хорошеньких мальчиков с вершин Нуба (которых, к слову, местные власти нещадно бьют пользуясь всеобщим безразличием). Чтобы быть честной до конца, у меня даже нет сил — недавний вывих — спуститься на рынок Бельвиля. Мой внук Фредерик обеспечивает мое пропитание, а я дожидаюсь, пока спадет опухоль, вот и все мои планы. Таким образом, одиннадцатого числа вы застанете меня у окна моей квартиры на улице Анвьерж, как в прошлый раз. Пожалуйста, в час вувре.
И все же не откажите в одной любезности. Прежде чем прийти, пришлите мне то, что вы написали. Мне весьма любопытно узнать, под каким соусом вы подали мои останки. А я открою вам некоторые подробности моей юности, которые, может быть, напомнят вам вашего друга Фаншон.
Ах! Чуть не забыла. Вы знаете, что «Диктатора» снова будут показывать в середине октября? Подобные новости добираются к вам в Веркор?
25.
В утро открытия сезона охоты все ружья Веркора дают свой первый залп ровно в семь часов. Это сигнал к нашему отъезду. Мы с Минной оставляем наших лесных жителей на расправу горным людям. Хлопают дверцы, рычит двигатель, теперь мы полностью предоставлены сами себе. Столько лет нас привлекает это наслаждение путешествовать вместе… Откуда это чувство, что и в поезде, и в самолете, и в машине, и на борту корабля, и в автобусе, и в метро или даже в лифте мы ближе друг другу, чем где-либо в другом месте? При этом мы не особые любители дорог, мы, скорее, принадлежим к домоседам. Это и не страсть к путешествиям, не их продолжительность, не направление, не удовольствие отправляться в путь, не нетерпение быстрее добраться до места, не удивительные вещи, встречающиеся по пути, и даже не страницы, которые один читает вслух, пока другой ведет машину, нет, здесь кое-что другое… Это, может быть, вот что: как только мы направляемся куда бы то ни было, наше общее время совершенно останавливается.
Если очарование сохранится до последней минуты, то мы хотели бы, чтобы нас не зарыли в одну дыру в земле, а запустили вместе в одном металлическом шарике на какую-нибудь орбиту, вот все, чего бы мы хотели.
26.
Последнее, что бросается в глаза, когда мы покидаем наш дом: листва старой рябины, в которой дрозды скоро станут мишенями для охотников. Знает ли она об этом, эта красноголовая старушка, которая напоминает мне цезальпинии сертана? А эти ростки, которые Минна высаживает под нашими окнами, они знают об этом, когда взрываются цветами в середине августа? Это верно, что вся южная часть Веркора — островок без моря, где трактор с остервенением грызет каменистую почву, где крестьянин молчит о своей истории — напоминает мне все ту же безмолвную землю сертана, которая между тем похожа на Веркор не больше, чем цезальпиния похожа на рябину, а здешнее молчание на то, далекое.
27.
Бразильский сертан — это три Франции галечника и сероватых колючек под белым солнцем, которые украшает то тут, то там красный пожар, отороченный золотом: цезальпиния! Самое красивое дерево на свете, которое даже не позволяет себе роскошь быть редко встречающимся.
28.
Мы движемся по одной из дорог Бургундии…
Мы в разгаре чтения последнего романа Рота…
Она читает вот уже добрых три часа без остановки. Она никогда не повышает тона. Она лишь слегка предупреждает и подчеркивает интонации автора. Путешествовать для меня теперь — это скользить по ясной дорожке ее голоса; большинство наших маршрутов сливаются с этими часами чтения, а романы пишутся между двумя городами. «Завещание по-английски» Джонатана Коу — между Парижем и Ниццей, несмотря на дорогу Наполеона (моя читательница не увлекается на виражах). «Сага о Йёсте Берлинге» Сельмы Лагерлёф, неизвестно какое уже перечитывание, — между Биаррицем и Парижем (что мы забыли в Биаррице, хоть убей не помню). «Водная музыка» Т.К. Бойла — исключение: три дня лежали валетом в гамаке, растянутом между двумя ясенями, которым до всего этого как до луны. «Могила для Бориса Давидовича» Данилы Киша — правдивый роман об исчезновении, оказавшийся таким захватывающим, что был прочитан два раза вместо одного между Каором и Парижем. «Бесчестье» Кутзее — между Ниццей и Кимпером, Франция по диагонали (сколько было пролито слез, Кутзее!), «Праздник в Буке» Марио Варгаса Льосы — между Веркором и Лаграссом, в Корбьерах (возвращались уже по автостраде, с полным багажником белых, сгнивших по дороге от жары и духоты). Потрясающий «Маленький картезианский монастырь» Пьера Пежю — между Валенсой и Ниццей, по паковому льду. Целый день в метро с «Последней ночью» Мари-Анж Гийом в замечательном «Издании Пассажа» и двадцать четыре часа в самолете с «Рукописью, найденной в Сарагосе» Яна Потоцкого (путешественник, направляющийся в Нумеа, на другой конец света).
«А! Наконец-то, открыл все-таки глаза, – сказала Черная Морда, склоняясь над ним, – ну-ну, давно пора! Не больно-то ты красив, но живуч, ничего не скажешь! Это, знаешь ли, редкий случай, чтоб утопленный щенок выжил.»В этом мире, где несчастных собак постоянно подстерегают опасности: падающие холодильники, ревущие автомобили, ловцы бродячих животных и просто злые люди, выжить – уже большое дело. Но просто выжить – этого мало. У каждой настоящей собаки есть в жизни главная цель. Маленький пес, герой этой книги, пройдет долгий путь от свалки под Ниццей до парижской квартиры, прежде чем достигнет этой цели – воспитает себе настоящего друга.
Одноглазый полярный волк заперт в клетке парижского зоопарка. Люди принесли ему столько зла, что он поклялся никогда больше не думать о них. Но мальчик по имени Африка, обладающий удивительным даром слушать и рассказывать истории, заставит волка взглянуть на мир другими глазами.
Камо должен выучить английский за три месяца и точка! Такое пари он заключил со своей матерью. Но неужели это возможно?Проводить расследование немыслимой истории изучения английского языка приходится другу Камо. Побольше бы таких друзей.
Самые невероятные убийства в самых невероятных местах при стечении невероятных обстоятельств, но… в современном Париже, среди разноязыкой парижской толпы, где встречаются люди всех профессий со всех концов света. А в центре повествования козел отпущения грехов современного мира – Бенжамен Малоссен и его семейство. Бестселлер среди французских детективов, занимающий последние годы верхние строчки рейтинговой таблицы.
«Если, как то и дело говорится, мой сын, моя дочь, молодежь не любят читать — не надо винить в этом ни телевизор, ни современность, ни школу».«Кого же? — Спросите Вы, — и главное, что же в этом случае делать?» В своем книге «Как роман» Даниэль Пеннак щедро делится методами столь же простыми, сколь и результативными.Педагог, Пеннак блестяще воплотил эти методы в школе и научил любви к чтению своих учеников. Писатель, он заставил читать и любить свои книги весь мир.
Это четвертая книга французского писателя Даниэля Пеннака о приключениях Бенжамена Малоссена – профессионального «козла отпущения», многодетного «брата семейства» и очень хорошего человека.
Книгу «Дорога сворачивает к нам» написал известный литовский писатель Миколас Слуцкис. Читателям знакомы многие книги этого автора. Для детей на русском языке были изданы его сборники рассказов: «Адомелис-часовой», «Аисты», «Великая борозда», «Маленький почтальон», «Как разбилось солнце». Большой отклик среди юных читателей получила повесть «Добрый дом», которая издавалась на русском языке три раза. Героиня новой повести М. Слуцкиса «Дорога сворачивает к нам» Мари́те живет в глухой деревушке, затерявшейся среди лесов и болот, вдали от большой дороги.
Многослойный автобиографический роман о трех женщинах, трех городах и одной семье. Рассказчица – писательница, решившая однажды подыскать определение той отторгнутости, которая преследовала ее на протяжении всей жизни и которую она давно приняла как норму. Рассказывая историю Риты, Салли и Катрин, она прослеживает, как секреты, ложь и табу переходят от одного поколения семьи к другому. Погружаясь в жизнь женщин предыдущих поколений в своей семье, Элизабет Осбринк пытается докопаться до корней своей отчужденности от людей, понять, почему и на нее давит тот же странный груз, что мешал жить и ее родным.
В книге представлены 4 главных романа: от ранних произведений «По эту сторону рая» и «Прекрасные и обреченные», своеобразных манифестов молодежи «века джаза», до поздних признанных шедевров – «Великий Гэтсби», «Ночь нежна». «По эту сторону рая». История Эмори Блейна, молодого и амбициозного американца, способного пойти на многое ради достижения своих целей, стала олицетворением «века джаза», его чаяний и разочарований. Как сказал сам Фицджеральд – «автор должен писать для молодежи своего поколения, для критиков следующего и для профессоров всех последующих». «Прекрасные и проклятые».
Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.
В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье. У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью. В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми.