Дикое сердце - [9]

Сплетни о размолвках королевской четы ползли по городу. Говорили, что рыжая госпожа настаивает, чего-то добивается, не бросает попыток влиять на правителя. Прежняя жена Ролло никогда так себя не вела. Ролло, компетентно утверждали норманны, скоро прогонит христианку.

Судачили и о высоком родстве Эммы с правителями франков, которые, однако, не спешат открыто признавать ее. Но время шло, отношения между супругами не портились, а чувство, казалось, только укреплялось. Ролло часто уезжал, а когда возвращался, то непременно прежде всего спешил к Эмме, Она восседала подле него, величественная и прекрасная, а когда выезжала в город из дворца, за ее носилками бежал вереницами народ, все громко кричали и прославляли мудрую госпожу.

Эмма была счастлива, получая все эти почести и купаясь в восхищении толпы. Когда она полюбила Ролло, она полюбила его как мужчину, а не правителя, и, добиваясь его, думала о нем скорее как о язычнике, с которым когда-то бродила по лесам Бретани, как о предводителе воинственных норманнов, но не как о правителе, брак с которым вознесет ее так высоко.

По своей натуре она, Птичка, не была честолюбива, но, стремясь к всеобщему вниманию, привыкшая к восхищению толпы, быстро вошла во вкус положения жены правителя, получала большое удовольствие от почестей и роскоши, которой окружил ее Ролло.

У нее были свои необъятные покои, свой паж, свои кравчие, свой сенешаль, был и целый отряд викингов-охранников и, по крайней мере, около тридцати личных слуг и рабов. Свиту новой правительницы составляли специально подобранные женщины, своего рода фрейлины, частью франкские жены, частью — скандинавки.

С дочерьми Севера у Эммы было много хлопот, так как лишь две-три из них были крещеными, за что госпожа их особо отличала, подчеркивая тем самым главенство своей религий, и это задевало молодых язычниц считавших, что рыжая христианка слишком властна и заносчива, хотя и возвысилась лишь благодаря прихоти их прославившегося соотечественника.

Между тем они отдавали ей должное и дивились ее смелости перед мужем, когда она вдруг дерзко в чем-то противоречила Ролло, смела кого-то протежировать без его дозволения, карать или миловать. Однако эта юная девочка уже хорошо понимала своего мужа, знала, что, добившись любви такого могущественного человека, каким стал Ролло, она и сама приобрела часть этого могущества.

А их ссоры… Боже правый, она сама не понимала, как получается, что, несмотря на всю любовь и нежность, меж ними то и дело происходят перепалки. То Ролло вспылил, когда она в очередной раз заговорила с ним о переходе в христианство, то Эмма открыто выказала пренебрежение к еврейским торговцам, каких он принял при дворе, то отдала все драгоценности бывшей — жены Ролло, какие норманн великодушно передал ей, на постройку нового монастыря, а он увидел за этим очередной ее каприз.

Случались меж ними и дикие сцены ревности, когда Ролло требовал, чтобы Эмма прекратила напропалую кокетничать, а она в свою очередь, требовала, чтобы он немедленно услал из Руанского дворца проживающих там его прежних наложниц с детьми, на что Ролло отвечал, что эти дети — его кровь и он никогда от них не отречется, а следовательно, они и их матери будут жить под одной крышей с ним.

Эмма ругалась, бросалась на Ролло с кулаками, потом дулась, запиралась в своих покоях, а Ролло врывался к ней, круша мебель и выбивая двери. А потом оставался у жены на ночь. Ибо, несмотря на все противостояние, эти ссоры только сильнее разогревали их ночи, возбуждали страсть, ибо и Ролло и Эмме по натуре необходима была борьба, чтобы полнее ощущать жизнь.

В середине июня подруга Эммы Сезинанда родила своего второго сына, нареченного Осмундом. Беренгар по этому поводу закатил пир, а Эмма досаждала Ролло, говоря, что добрые христиане Барн-Беренгар и Сезинанда заслужили эту милость небес и, если Ролло хочет наследника мужского пола, ему также надо заручиться поддержкой Христа и креститься.

Это была очередная попытка Эммы уговорить Ролло прийти к вере, но и она закончилась неудачей. И если Ролло не обращал внимание на возводимые Церковью за его собственные деньги новые храмы и спокойно относился к процессиям с мощами, то он не особенно поклонялся и своим богам. Его вера зиждилась не на вере в потустороннее, а на непоколебимой уверенности в себе, своей силе и мощи своего войска.

Порой, когда к Эмме в покои приходил епископ Франкон и Ролло присоединялся к ним, они засиживались за изысканной трапезой с множеством изощренных блюд, какие Эмме готовили переманенные-таки ею из монастыря Святого Мартина повара. Тихо потрескивали свечи, их аромат смешивался со свежими запахами лугов после короткого дождя, вливавшимися в открытые окна.

Вышколенные Эммой слуги беспрерывно меняли блюда на столе. Эмма гордо восседала рядом с мужем и молча слушала словесные баталии Франкона и Ролло. Епископ убеждал язычника, что негоже такому могущественному правителю оставаться идолопоклонником, когда главная его задача — укреплять положение государства. А этой цели можно было бы достичь быстрее, если уравняться с соседями прежде всего верой, поклоняться единому, истинному Богу. Тогда все правители будут видеть в нем ровню.