Дикое сердце - [16]

— Сеньора? — Эль Леон говорил насмешливым тоном, и Аманда снова взглянула в его лицо. Ее глаза расширились, когда она увидела наполовину веселое, наполовину злое выражение в его суровых чертах. Что он знает о ней? И почему он смотрит на нее так, будто она для него всего лишь досадная помеха? — Вам нравятся окрестности? — лениво спросил он, как если бы ответ не имел никакого значения. Его львиные глаза скользнули к окну и слегка прищурились. — Горы Мексики — самые красивые в мире.

— Полагаю, вы видели все горы мира, — парировала Аманда, — и можете справедливо судить о них?

— Я бы сказал, что видел больше гор, чем вы, сеньора.

Аманда почувствовала себя неловкой и смешной, заметив его приподнятую бровь и насмешливый изгиб губ. Он пересек комнату и протянул ей руку, предлагая, нет, требуя, чтобы она совершила с ним короткую прогулку, и она не смогла отказать, боясь снова показаться наивной провинциалкой.

Холодно кивнув, Аманда встала из-за стола, гадая, зачем ему нужна эта прогулка. Когда после короткого раздумья она приняла предложенную руку и пальцы легли в его ладонь, в голове у нее вдруг промелькнула мысль об орлиных когтях. Хотя он попросил ее пройтись с ним так, будто им предстояла приятная прогулка в тенистом саду, Аманда чувствовала оттенок презрения в его словах и движениях. Ее пальцы, прижатые к его коже, были холодными и слегка дрожали, но если он и заметил это, то ничего не сказал.

Они вышли из прохладной тени дома, и на них обрушились слепящие волны солнечного света. Поднимая облачка пыли, Эль Леон повел Аманду по деревенской улице, которая на самом деле немногим отличалась от изрезанной колеями тропы. Покосившиеся лачуги по обеим сторонам со своими зияющими дверьми и провалившимися верандами походили на раненых солдат. Из некоторых окон на них смотрели любопытные лица, а отдыхающие от полуденной жары в тени на улице люди приподнимали шляпы, закрывающие их глаза, чтобы помахать высокому темноволосому мужчине и босоногой девушке, старающейся поспевать за его широкими шагами.

— Это мои люди, — ничего не выражающим тоном сказал Эль Леон, — и они пришли ко мне за защитой от французов. Когда-то у них были свои дома в других местах. У некоторых имелся только небольшой семейный огородик, у других гораздо больше — магазин или свое дело. No importa[9]. Какое это имеет значение, если теперь у них нет ни места, которое можно назвать домом, ни средств к существованию. Теперь я их поддержка, сеньора. — Он указал на женщину, сидящую на шаткой деревянной скамье. Двое маленьких детей рядом с ней сонно кивнули. — У ее мужа был всего лишь маленький магазин, когда пришли французы. Его и их старшего сына убили во время рейда, но Хуане и двоим младшим детям удалось спрятаться. От магазина не осталось практически ничего.

Аманда почувствовала дурноту, внутри похолодело, и в то же время к горлу подкатил комок. Эль Леон все говорил и говорил, рисуя картины гонений и травли людей. Зачем он говорит ей все это? Она не имеет к этому никакого отношения! Потом, как ослепляющая вспышка света, ее осенило, что Фелипе был членом кабинета Максимилиана. Вот причина такого жестокого рассказа — он, очевидно, думал, что она разделяет политические взгляды своего мужа.

— Пожалуйста, это не имеет ко мне никакого отношения! Я не участвую в вашей политике, сеньор! Я…

— Нет, это не так, сеньора. Вы очень даже участвуете в нашей политике. Вы вышли замуж за дона Фелипе Леон-и-Альвареса, разве нет? — Его пальцы сжались на ее руке, когда она попыталась вырваться, а его неумолимый голос продолжал: — Когда вы вышли за дона, вы взяли его имя, сеньора. Одного это достаточно, чтобы получить доступ ко двору Максимилиана. Подразумевается, что вы будете вести себя как послушная долгу жена, вы не думали об этом? Или вы думали только о том, как весело будет сидеть рядом с Карлотой?

— Хватит! — Глаза Аманды встретились с его взглядом. Ей все же удалось отстраниться и повернуться, и теперь она стояла всего в нескольких шагах посреди грязной улицы; гнев и страдание отражались на ее выразительном лице. — Вы не знаете всей истории, поэтому не можете справедливо судить. — Ее подбородок слегка приподнялся, в потемневших синих глазах промелькнул вызов.

Мальчишка-оборванец в образе ангела мщения, подумал Эль Леон. И она права — он действительно еще не знал всей истории. Почему она согласилась выйти за Фелипе, и, что еще важнее, почему его брат согласился жениться на ней? Он хорошо знал Фелипе: одно только вожделение не заставило бы его сделать предложение, особенно предложение, окруженное такой завесой секретности. Черт, кто же в действительности инициировал этот брак: Аманда, потому что искала способ осуществить свои амбиции, или Фелипе по каким-то одному Богу известным гнусным причинам? Эта мысль терзала его, и он не был уверен, что хочет услышать ответ. Ему всегда нравилось, что его воспоминания об Аманде чисты и не отягощены позорной правдой.

— Pues entonces[10] расскажите мне, — потребовал он, переборов отвращение. — Я бы хотел услышать вашу историю, сеньора Леон.

В шелковом журчании его голоса звучал такой ядовитый сарказм, что Аманда насторожилась. Надменный главарь-мексиканец явно изводит ее, стараясь заставить чувствовать себя посмешищем, но Аманда не могла понять почему? Он что, ненавидит всех американцев? Может, поэтому он смотрит на нее так холодно — эти золотые львиные глаза, кажется, видят ее насквозь…