Дикое поле - [28]

Он делал последние приготовления к отъезду, когда увидел бомбардировщики, летевшие на этот раз довольно высоко. Как и накануне, он был уверен, что это французы: самолеты приближались со стороны Тура, неторопливо, спокойно и торжественно, чуть поблескивая матовым серебром широко раскинутых крыльев. «Наконец-то свои, — подумал Осокин. — А то могло показаться, что во всей Франции не осталось ни одного самолета». Но все же он подозвал Лизу, купавшую в канаве негритенка.

Неожиданно на левом берегу вдоль дороги, окаймленной огромными платанами, взвились один за другие фонтаны земли. В одном месте фонтан был настолько высок, что совершенно закрыл собой одинокую колокольню деревенской церкви.

— Что это такое?

Лиза схватила Осокина за руку и широко раскрытыми черными глазами — как тогда в Этампе — смотрела туда, где возникали все новые и новые серые фонтаны. Несколько секунд спустя вместе со взрывами, возникшими теперь уже гораздо ближе, на правом берегу Луары, начали доноситься сливавшиеся один с другим раскаты грома.

«Совсем как на экране», — пронеслось в голове Осокина. Он взглянул на Лизу — она продолжала смотреть, не отрываясь, прижимая к груди негритенка. Осокин почувствовал, что ее маленькая рука, судорожно вцепившаяся в его руку, начинает дрожать неудержимой мелкой дрожью, как дрожала вся земля, разворачиваемая взрывами бомб. Осокин хотел успокоить Лизу, отвлечь ее внимание, но совершенно не знал, как это сделать.

Издали, оттуда, где через Луару был перекинут старинный мост, поставленный на широкие каменные быки, донесся отчаянный вой, возраставший с каждой секундой. На левом берегу, уже в самом Блуа, около дворца, поднимавшего свою островерхую крышу над приземистыми домами, мелькнули яркие огни взрывов.

— Лиза, — проговорил Осокин, — ты не бойся…

Он не успел кончить фразы — грохот взрывов вновь потряс воздух. Грохот был тяжелый и ровный, удивительно напоминавший раскаты близкого грома. Земля начинала дрожать все сильнее, как будто ее бил озноб.

Наконец самолеты прошли над Блуа, вверх по Луаре, все так же спокойно и ровно, не меняя своего построения — два правильных треугольника на фоне высоких облаков, — и Осокин, оправившись от охватившего его оцепенения, хотел было сразу броситься к велосипеду, но, удержавшись, заговорил с Лизой спокойно, как будто ничего не случилось:

— Смотри, ты куклу забыла уложить. Дай-ка ее мне — нам пора ехать.

Лиза продолжала дрожать, не имея силы раскрыть судорожно сжатый кулачок.

— Да ты не бойся, видишь — они улетели.

Спокойствие Осокина начало понемногу передаваться девочке. Она с трудом разжала побелевшие губы и спросила, захлебываясь словами, как будто ей не хватало воздуха:

— Они больше не прилетят?

— Нет, конечно. Видишь, куда они улетели — их больше уже и не видно.

— Скажи, а почему они такие злые?

— На войне все злые, так уж устроено.

— А я думала, что одни добрые, а другие злые.

— Если бы добрые были всегда добрыми, они не смогли бы защищаться от злых.

Осокин подумал, что ответ его, пожалуй, слишком сложен, и, пытаясь отвлечь внимание девочки, заговорил о каких-то пустяках.

На этот раз сборы были недолгими. Через несколько минут Осокин и Лиза уже подъезжали к перекрестку, где стоял недостроенный дом, в котором они собирались накануне провести ночь. От дома осталось немного: из четырех стен две были снесены начисто. Часть крыши, светившаяся дырами сорванной взрывом черепицы, еще держалась, но было совершенно непонятно, почему она не рушится, тем более что уцелевшие стены были рассечены большими продольными трещинами.

— Нас Буроба спасла, — сказал Осокин.

Но Лиза не узнала дома и не поняла, о чем он говорит.

Из-за угла появилась группа полуодетых женщин и детей, бежавших в поле. Одна из них, очень толстая, с растрепанными черными волосами, в грязной ночной рубашке, несла на руках завернутого в одеяло ребенка. Стеганое одеяло волочилось по земле, женщина то и дело спотыкалась, но, видимо, ничего не соображала, падала на колени, поднималась и продолжала бежать, выкрикивая какие-то нечленораздельные звуки.

«Нам нужно было бы объехать Блуа стороной. Какая жалость, что у меня нет карты. Впрочем, теперь все равно, Лиза еще больше испугается, если я поверну назад».

Осокин ускорил ход, свернул на большое шоссе, проложенное по самому берегу Луары, обогнул несколько воронок, продырявивших асфальт шоссе, обогнул развалины дома, за поворотом чуть было не натолкнулся на группу людей, тушивших перевернутый горящий автомобиль, и, оставив позади уходивших из города жителей, поехал в сторону Амбуаза. Километрах в двух от Блуа Осокин и Лиза обогнали раненного взрывом человека. Все лицо раненого было измазано известкой, одежда разорвана, на белой рубашке темнели подсыхающие пятна крови, левого рукава не хватало. Рядом с ним почти бежала молодая, красивая и очень накрашенная женщина. На одной туфле у нее был сломан каблук, и она бежала подскакивая, как хромая.

— Постой, не спеши, куда ты… Постой, не спеши…

Она повторяла одну и ту же фразу все тем же захлебывающимся голосом, уже давно не замечая того, что она говорит, и не надеясь, что ее услышит раненый.